Все без ума от Евы
Шрифт:
Даша вздрогнула.
– Мы выпили чай, сгрызли сушки, Степан варенье съел, а тут и вы пришли с рыдающей Дашкой, – завершил свой рассказ Белобородов.
Рязанцев делал на листе бумаги какие-то пометки.
– Спасибо, – сказал он, – подождите в отделе, никуда не уходите. Возможно, у нас еще появятся вопросы.
Дверь за мужчиной закрылась.
– Знать бы, куда и зачем повезли Васю! – вздохнул Чабрецов, проводив Белобородова взглядом. – Если его попытаются вывезти за город, наши ребята из ГИБДД их остановят.
– Давай поговорим с Копейкиным, Сичкарь, Захаровой и Степаном, –
Чабрецов кивнул. Ева позвала Алену Сичкарь.
Грязная, заляпанная грязью «копейка» остановилась в темной подворотне, подальше от любопытных глаз. Из автомобиля вылезли четверо.
– Он там жив? – глухо спросил один из мужчин. – А то, если вдруг он окочурится, у нас будут проблемы.
Багажник со скрипом открылся. Внутри лежало скорченное тело Юдина. Длинный палец высокого и худого человека бесцеремонно уперся в вену на шее астронома.
– Жив. И, судя по всему, вполне нормально себя чувствует. Через час примерно очухается. Бугай-то здоровый, весит небось килограммов сто! Надо будет дать ему повторную дозу.
Толстяк, громко сопя, вытащил из машины две пятилитровые баклажки с водой и тряпку. Несколько минут спустя машина была отмыта дочиста и приобрела неброский синий цвет. Лысый заменил пробитое колесо запаской, толстяк привинтил на радиатор фальшпанель, имитирующую шестую модель «ВАЗа». На багажник пристроили припасенное заранее антикрыло. Картавый стоял рядом и давал советы. Его поврежденное Васей запястье все еще болело.
– Отлично, – сказал длинный, прихрамывая, – теперь поехали.
Они выехали из подворотни и тут же наткнулись на милицейский патруль.
– Проверим? – спросил молодой лейтенант, кивком головы показывая на машину.
– Мы что, – накинулся на него коллега постарше, – все «Жигули» проверять будем? Сказано же в ориентировке – грязная, вся в глине, номеров не видно, «копейка». А это «шестерка», чистая, да еще и с антикрылом.
Молодой сглотнул и не посмел перечить старшему товарищу. Хотя интуиция его просто вопила о том, что именно эту машину надо проверить в первую очередь, никаких оснований настаивать на своем у лейтенанта не было. Что-то его в этой «шестерке» смущало. И только через полчаса страж порядка понял, что машина была мокрой, а ее задние фонари были вовсе даже не от «шестерки».
Большие глаза Алены были бездонными и светло-голубыми. Рот она держала закрытым, стараясь поменьше демонстрировать большие комичные зубы, делавшие ее похожей на зайца. На ногтях – свежий маникюр цвета фуксии.
– Что-то случилось? – спросила Сичкарь с таким наивным видом, что так и хотелось поверить в ее невинность и неосведомленность. На девушке был игривый джинсовый костюмчик с вышивкой.
– Алена Борисовна, – обратился к Сичкарь полковник, – мы же все тут знаем, что вы – ученый вполне мирового уровня, недавно написавший, но еще не защитивший диссертацию об использовании преобразований Фурье для анализа цикличности излучения пульсаров. Так что в наивность можете не играть. Фотограф, возможно, и поверит, но не мы.
Сичкарь опустила глаза.
– Вы звонили кому-то сразу же после того, как Юдин отправился за печеньем. Кто был вашим абонентом? – спросил Чабрецов.
Глаза Алены, и так достаточно большие, расширились еще сильнее.
– Дайте телефон, – потребовал полковник.
Сичкарь пожала плечами, вынула из нагрудного кармана жакета мобильник и отдала его полковнику, бросив на Дашу короткий холодный взгляд. Рязанцев проверил список исходящих вызовов. Там было два номера. После ухода Васи Алена звонила дважды.
Денис и Володя переглянулись.
– Это все она виновата, – вдруг сказала Алена, показывая пальцем на Дашу, – толстая курица!
На бледных щеках Сичкарь появились красные пятна.
– Я не курица, – громко сказала Дарья. – Не смей так меня называть!
– Ну как же! Даша у нас с трудом окончила пединститут, еле-еле читать и писать умеет, на компьютере печатает одним пальцем, – добавила Алена. – У нас в отделе над ней все смеются. Кроме, разумеется, Васи, который обнаружил в ней другие таланты. Большую грудь, например, и губы в пол-лица. В сочетании с маленьким мозгом это, наверное, особенно пикантно!
Никто не засмеялся. Даша смотрела на Алену и тяжело дышала. Ее круглые глаза горели от бешенства. Ева повернулась к Сичкарь.
– А вы, дорогая, ревнуете? – спросила Ершова. – Выбрали, похоже, не вас? При всех ваших больших и блестящих, извините, мозгах?
Сичкарь слегка приподняла брови.
– Ну что вы, – ответила она, – у меня есть замечательный молодой человек, модный фотограф. А Вася при всех его интеллектуальных и, я надеюсь, постельных достоинствах ездит на работу на маршрутке и ест по выходным картофельное пюре с капустным салатом, которое ему готовит простая, как три копейки, Дашка. Так что я не ревную, а просто констатирую факт.
Ева не смогла удержаться от улыбки.
– Алена, кому вы звонили? Кто эти люди? – спросил Чабрецов.
– Первый номер принадлежит моему жениху Марку, а второй – подруге Вике, – ответила Алена.
– Это мы проверим, – сухо сказал Рязанцев, – а пока расскажите: что происходило в отделе после того, как Юдин пошел за печеньем?
– Мы ждали Дашку, ждали, – зло сказала Алена, – но не дождались, и тогда Степан, ухажер Захаровой, пошел на свой девятый этаж за другим чайником. Он довольно быстро вернулся назад, чайник был уже с водой, мы вскипятили ее, налили в чашки, и тут кто-то сказал, что раз Юдина тоже пока нет, как и Дашки, то можно взять сушки из сейфа.
– А вы и сушки храните в сейфе? – спросил Чабрецов. – Как стратегический и неприкосновенный запас, на который тоже покушаются ученые из соседних отделов?
– Нет, – покачала головой Алена, – у нас в отделе часто воняет канифолью, и мы храним еду в сейфе для того, чтобы она не набралась посторонних запахов.
– Вы достали сушки и стали пить чай, – подсказал Рязанцев.
– Да, – кивнула Алена, – при этом перемывая косточки Даше и Васе, которые ушли и как в воду канули. Мы даже начали шутить на тему того, что они не смогли дотерпеть до дома и уединились… ну, в туалете, например.