Все будет хорошо, или Свободный плен
Шрифт:
Лита никогда не думала, что у нее столько слез. Они лились сами собой, делая мокрой подушку, сбившиеся волосы. Она лежала в доме родителей на своей кровати, где провела столько бессонных ночей, мечтая о том, чего лишилась теперь навсегда. Какое жестокое слово «навсегда». Мама то и дело заглядывает в комнату, едва приоткрывая дверь. Они с отцом тоже тяжело восприняли неожиданную смерть Мартова. Владимир Петрович очень плохо себя чувствовал и за день ни разу не поднялся с постели. Кира Сергеевна так и разрывалась между двумя комнатами, где на все ее слова реагировали одинаково – просили оставить в покое. Елена Васильевна согласилась какое-то время побыть с нею. Стеблова была рада тому, что не осталась в одиночестве в огромном пустом доме. Вместе горе переносилось легче. При Богдановых
Все вокруг перестало существовать. Под действием бесконечных уколов молодой женщине удавалось ненадолго уснуть. Но тяжелый сон заканчивался, и соленые потоки вновь струились по ее щекам. Сколько времени она провела в таком состоянии, она не знала. Шторы были задернуты. Она не хотела смотреть на солнце, которое больше не светило ему. Она укрывалась, отворачивалась к стене и закрывала глаза, ожидая, когда же подействует успокоительное лекарство. Лита просила дать ей возможность хоть во сне встретиться с Георгием, но, кроме черноты, она не видела ничего.
Кира Сергеевна приносила и уносила нетронутую еду. Ей было невыносимо видеть страдания дочери. Оставалось только ожидать, пока время – лучший доктор в таких случаях поможет – Лите прийти в себя. Время шло, и в один из дней она подошла утром к окну и резко раздвинула шторы. От яркого солнца заслезились глаза. Лита открыла окно, вдохнув всей грудью еще прохладный воздух. Машины, как всегда, мчались по дороге, люди куда-то спешили или медленно направлялись по своим делам. Детский смех раздался совсем рядом. Неожиданно для себя Лита улыбнулась этому. Потом одернула себя: как она может теперь улыбаться?! Получалось, что может. Вокруг жизнь тоже не остановилась. Кому из этих идущих, едущих людей есть дело до того, что не стало ее мужа? Уляжется газетная шумиха, забудутся траурные телевизионные репортажи, и, может, только ради приличия через год о нем вспомнят как о преуспевающем бизнесмене, основавшем свою империю. Теперь на его месте окажется другой, выбранный советом директоров. Какое-то время все будет идти по-старому, а потом наполнится новым смыслом, задачами, планами. Лите приходили в голову мысли, связанные с работой Георгия, как будто это было единственное, о чем мозг разрешал ей думать. Она спрашивала себя, что он не успел сделать, как жаль, что все его задумки теперь останутся на бумаге. И она ничем не может помочь осуществиться этому. Если бы он был писателем и оставил после себя рукопись, она без промедления занялась бы ее изданием. Так ей было бы легче. Она словно продолжала бы его дело и внесла свой вклад в то, что он не успел завершить. Если бы у них был ребенок, она бы не чувствовала себя настолько одинокой. Частичка Георгия навсегда осталась бы рядом с нею, придавая смысл жизни. И Мартову не хватало именно этого – своего продолжения, о котором он сначала говорил много, а потом перестал. И не потому, что стал думать по-другому. Просто боялся обидеть Литу, лишний раз напоминая, что она не подарила ему счастья стать отцом их детей.
Лита отошла от окна, села в кресло. Нужно постепенно возвращаться к жизни или навсегда уйти из нее за ним. Других вариантов нет. Ведь нельзя существовать в промежуточном состоянии между жизнью и смертью. Надо хотя бы немного привести себя в порядок, а потом она что-нибудь придумает. Гере бы не понравилась ее полная раздавленность. Он надеялся, что научил ее быть сильной, стойкой. Она не должна разочаровать его. Однако реально она чувствовала разбитость, апатию. Лита решила дать себе возможность вернуться в реальный мир. Пройдет еще немного времени, она соберется с силами и начнет работать, каждый день встречаться с людьми, нуждающимися в душевном равновесии, как и она сейчас. Георгий тоже находил успокоение в работе, когда было тяжело. Она последует его примеру. Для начала Лита решила вернуться в их дом.
Кира Сергеевна только всплеснула руками, когда, обернувшись, увидела дочь за спиной. Исхудавшая, бледная, с темными кругами под газами. Казалось, что она тяжело болела и теперь постепенно встает на ноги.
– Сделай мне крепкий кофе, мам, – тихо попросила она, завязывая потуже поясок халата.
– Присядь, доча, я сейчас, – засуетилась Кира Сергеевна. Вскоре по кухне разлился приятный аромат, на тарелке появились бутерброды с сыром. – Ты бы перекусила хоть чуть-чуть.
– Какое сегодня число? – отпивая кофе из чашки, спросила Лита.
– Девятнадцатое июня.
Лита поняла, что прошло двенадцать дней со дня смерти Георгия. Они стали для нее одним длинным, наполненным горечью и страданием днем. Наверное, она ужасно выглядит.
– Где папа?
– На работе. Принимает экзамены, сессия.
– Елена Васильевна не звонила?
– Она была здесь. Прекрасная женщина, редко встретишь такую самоотреченность.
– Да, она замечательная. Шмелева появлялась?
– Она все эти дни звонила, была на работе.
Лита продолжала пить кофе. Автоматически потянулась к бутерброду. Откусив, она вдруг с ужасом уставилась на свою руку. Перехватив ее взгляд, Кира Сергеевна мягко сказала:
– Надеюсь, ты не будешь испытывать чувство вины от того, что смогла проглотить кусочек еды? – В ответ в голубых глазах заблестели слезы. – Успокойся, девочка, не думаю, что Георгию легко видеть тебя такой. Отпусти его и почувствуешь, что жизнь продолжается. Ему бы не понравилось то, как ты убиваешь себя.
Лита молча допила кофе. Поднялась из-за стола и, поправляя сбившиеся волосы, сказала.
– Я попрошу тебя сделать пару звонков. Сначала Елене Васильевне. Пусть приготовит что-нибудь к ужину. Потом Лесе, скажи, что завтра я выхожу на работу. Соответственно встречи с пациентами можно уже не переносить. И Саше, чтобы через час приехал за мной.
– Литочка, ты действительно готова вернуться?
– Да, мам. Я все еще хочу, чтобы он восхищался мной.
Пока Лита была в ванной, Кира Сергеевна звонила. Все, с кем ей пришлось говорить, были рады такому обороту. Стеблова расплакалась прямо в трубку, Леська заверещала и бросилась обзванивать клиентов. Саша мгновенно прогудел в трубку, что он, как всегда, готов. Не удержавшись, мама позвонила отцу на кафедру. Ей хотелось порадовать его поскорее тем, что их девочка, кажется, возвращается к жизни. А она через час стояла в прихожей, как всегда собранная, подтянутая, только слишком исхудавшая. Льняное платье цвета сгущенного молока подчеркивало бледность лица.
– Я решила, что носить траур по любимому человеку можно, не привлекая к себе внимания.
– Абсолютно согласна с тобой, девочка моя. Я горжусь тобой. – Родные руки крепко обняли Литу. – Я позвоню вечером.
– Обязательно, и приезжайте без всяких условностей, как это было при нем. Пока.
Лита вышла на лестницу, бросив беглый взгляд на дверь соседей. Сенцовы, слава богу, были живы, но теперь по глупости Николая жили где-то в пригороде в старой развалюхе. Коля как-то объявился, принялся целовать руки Кире Сергеевне. Оказалось, что благодаря тому, что Богдановы забили тревогу, они остались невредимыми. Лита подумала, что нужно будет навестить их. Посмотреть как живут, и узнать, чем можно им помочь. Зачем эти мысли сейчас приходят в голову? Лита почему-то подумала, что Георгий был прав. У кого есть ангел-хранитель, тот выживет. Отогнав от себя воспоминания, она вышла из подъезда. Саша радушно улыбался, он искренне был рад увидеть ее. Распахнув перед нею дверь, как всегда, белоснежной «БМВ», он помог ей сесть на переднее сиденье. Теперь Лита занимала место, всегда принадлежавшее ее мужу.
– Куда едем, Аэлита Владимировна?
– Давай проведаем Георгия Ивановича сначала. Проезжая мимо базара, остановись, я куплю цветы. А потом поедем домой.
Саша завел машину, она медленно тронулась с места. Дорога заняла около двадцати минут. Вскоре с букетом желтых нарциссов Лита стояла у могилы Георгия. Всеми печальными делами занимались сослуживцы Мартова. Поскольку с нею было бесполезно разговаривать, вопросы задавались ее родителям. Их согласие на надгробие с проникновенной надписью на черном полированном мраморе вылилось в то, что на месте свежей могилы теперь стоял солидный памятник. Оставалось удивляться, что все было сделано в такой короткий срок. Лита положила цветы и прижалась щекой к холодному камню. Солнце не согрело его из-за двух раскидистых берез, словно оберегающих это скорбное место.