Все будет хорошо
Шрифт:
— Не обращай внимания, — сказала Муха. — Он же не мальчик, ему надо. А тебя он любит и бережет.
Почему-то особенно неприятно было это «любит и бережет». С женихом Дильбар про это не говорила, но и Муха, видимо, ничего не сказала брату. А может, сказала, потому что он стал еще внимательней.
Эркин опять включил Высоцкого. Настойчивость его превращалась в примитивность.
У таукитян
Вся внешность обман,
Тут с ними нельзя состязаться:
То явятся, то растворятся.
Нет, эта песня не была лучшей
— Обрати внимание:
Я таукитянку схватил за грудки,
А ну, говорю, признавайся!
А та мне — уйди, мол, мы впереди,
Не хочем с мужчинами знаться,
А будем теперь почковаться…
Лариса умерла за две недели до свадьбы. Дильбар сказали, что это самоубийство. Просто подошла на улице какая-то девушка и сказала: из-за вас один человек умер.
Она сразу поняла, о ком речь, и пошла к дому, где жила Лариса. На лавочке сидели старухи, и Дильбар, сама не зная, откуда взялась у нее смелость, спросила:
— Скажите, пожалуйста, это правда, что Лариса умерла?
— Неделю уж. Или поболее, — сказала старуха в грязном коричневом фартуке, с тазиком: вишни на коленях и с шпилькой в руке. Шпилькой она ловко извлекала косточки.
— Отравилась?
— Зачем отравилась, — сказала старуха равнодушно. — От аборту. У нее месяца четыре было, уже заметно. Наверно, оставить сперва хотела, чтобы парня удержать. У нее парень был богатый, с машиной. Кольца ей дарил, серьги. Вот она и надеялась.
Дильбар шла с Чиланзара до Комсомольского озера пешком, только там взяла такси и в тот же вечер сказала матери, что свадьбы не будет, чтобы Анвара в дом не пускали.
Эркин сменил кассету, теперь это был ансамбль «АББА».
— Ты почему не женишься? — неожиданно на «ты» спросила она Эркина.
— Тебя ждал, — сказал Эркин.
— Понятно.
Азим Рахимович не собирался заниматься административной работой, институт он принял из чувства долга, про себя решив, что лучше него и в самом деле кандидатуры не найти. Вероятно, с большой пользой для чистой науки он мог бы продолжить свои исследования в каком-то всесоюзном центре, где отлаженный коллектив, хорошая база. В последнее время он занимался новыми для себя направлениями, а собственная докторская диссертация, не говоря уже о старой кандидатской, выглядела в его глазах не более чем характеристикой возможностей и научного кругозора. На новом месте его привлекала не столько возможность вернуть долг родной республике в воспитании кадров, сколько желание связать свои теоретические достижения с практикой, даже конкретнее — с производством. Где, как не в солнечном Узбекистане, следует развивать солнечную энергетику. Именно с помощью солнца решил он построить серию установок для производства чистых металлов. В Москве на самом высоком уровне его поддержали, обещали выделить средства, выражающиеся не только во многих миллионах рублей, но и в определении весьма солидных материальных фондов и круга строительных организаций. Ответственность на него ложилась небывалая, но он, по правде сказать, меньше всего думал об ответственности. Он думал о самом деле.
С этой точки зрения все прочее, что происходило в институте и вокруг, волновало его очень мало. Даже пресловутый балласт, о котором знают все занимающиеся организацией науки, Азим Рахимович воспринимал как данность. Освобождение от балласта в институте дело долгое, понимал он, и к осаде бездельников и бездарностей готовился исподволь, зная, что их присутствие в науке зависит от сложившихся правил, что многие молодые люди превращаются в бездельников и теряют квалификацию не по собственной вине, а по вине руководителей, по неумению занять их настоящим делом. Человеком, от которого он хотел избавиться в первую очередь, был его заместитель по административно-хозяйственной части Аляутдин Сафарович. Сложность состояла в том, что именно этот человек построил все, что получил новый директор, и теперь всегда мог достать все, что требовалось институту. Он ездил в командировки в центральные институты и в Академию наук за приборами, назначение и название которых знал только по накладным, но справлялся с любым заданием. Секретов из своих успехов он не делал, наоборот, подчеркивал, что каждая поездка стоит ему многих денег и трудов.
— Шесть ящиков гранатов, четыре — «дамских пальчиков», пять ящиков зелени, десять дынь! — так он объяснял причину конкретного успеха. Набор фруктов и овощей иногда менялся. Иногда это была клубника и черешня, иногда персики и помидоры…
Аляутдин Сафарович принадлежал к числу людей незаменимых, но именно его хотел заменить директор, потому что вокруг него и по его хозяйству в институте уже служило несколько сотрудников, которых взяли якобы для улучшения отношений с другими организациями и которые нужны были только заместителю в качестве тех же дынь, помидоров и «дамских пальчиков».
Заместитель директора вначале не подозревал, что его деятельность директору претит, более того, он был твердо уверен, что делает свое дело самым лучшим образом. Сейчас, например, он хлопотал о строительстве базы отдыха в горах, добился участка, ассигнований из местного бюджета и пришел к Азиму Рахимовичу, чтобы попросить директора принять в аспирантуру сына человека, могущего достать весь стройматериал, кирпич, цемент, столярку и даже транспорт.
Аляутдин Сафарович был коротконогим толстяком и, усевшись в кресло возле журнального столика, он прежде всего поправил свой выпадающий из брюк живот. О строительстве базы отдыха он говорил толково и прямо объяснил насчет аспирантского места. Азим Рахимович выслушал заместителя и спросил:
— А что, если мы не возьмем аспиранта? Вы лично его знаете, можете поручиться, что из него выйдет ученый?
Аляутдин Сафарович засмеялся, только глаза его были настороже, смотрели на пепельницу.
— Я могу, домла, поручиться только за стройматериалы. А парень хороший, видный, вежливый. Не хуже, чем Махмудов.
Азим Рахимович понял, почему именно Эркина назвал теперь заместитель. В институте все знали, что Эркин играет с директором в теннис, и считали его директорским любимчиком.
— Значит, не хуже?
— Такой же. У меня глаз хороший. Точно такой же. Я могу пообещать отцу? Он мне верит.
— Обещать ничего не надо, прошу вас, — сказал директор. — Пусть подает документы, но у нас на одно это место есть четыре кандидатуры. Если будет лучше других — примем. Так и скажите.
Аляутдин Сафарович молчал, но продолжал улыбаться. Такие вежливые и решительные отказы он получал все чаще. Если бы директор знал, сколько стоило добыть техническую документацию на эту базу из Грузии. За путевки на эту будущую спортбазу институт потом мог бы получать от разных людей значительные услуги.
А директор думал о том, как не сбывается в жизни то, что, вроде бы, по логике может быть вполне вероятным. Например, ленивый и неумный руководитель тщательно подбирает себе трудолюбивых и умных подчиненных — и дело идет прекрасно. Или: бездарный ученый окружает себя талантливой молодежью и движет вперед науку. Или: жуликоватый завмаг нанимает кристально честных продавцов… Почему-то так не получается.
Чаще всего так не получается, поправил себя директор. Но иногда получается. Не в магазине, естественно, а в более сложных структурах.