Всё, что нужно мне
Шрифт:
– П-почему? – ее взгляд растерян и затуманен. Зрачки расширены. Я прижался к ней бедрами. Даже плотное полотенце не могло скрыть моего огромного стояка. И я дал ей его почувствовать. Она застонала тоненько. Обреченно. Толкнулась навстречу. Будто не могла, хотя очень хотела, не сделать этого. Будто она меня желала не меньше… Хотя, как это было возможно?
– Вот поэтому, Соня… Вот поэтому. Я не хочу с тобой дружить. Не хочу…
– Чего же ты хочешь? – ее вело. И свой вопрос она задала мне не потому, что не знала на него ответа. А потому что хотела его услышать. Её это заводило. Че-е-ерт.
– Трахать тебя… Целовать. Засыпать с тобой, просыпаться. Смотреть на звезды. Ездить на океан. Хочу, чтобы все, о чем мы мечтали тогда, стало правдой.
Хочу, чтобы
Подумал и сам испугался. Того, что сказал. Но еще больше того, что так и не озвучил. Отскочил в сторону. Споткнулся, скованный каким-то нечеловеческим ужасом. Что может быть хуже, когда надежды нет? Огонь надежды…
– Й-я пойду… Извини, мне надо идти…
И мой ужас – отражением в ее глазах. Кислотой мне на раны. Я ведь видел, в каких предрассудках она погрязла. И ее страх видел. Понятный, в общем-то, мне страх. Она была права. Я изменился. Стал другим. Вот только между тем мной, и мной настоящим было кое-что общее. Мы оба, как оказалось, свихнулись на ней…
В тот день я много думал. Когда не спал, измочаленный то поднимающейся, то вновь спадающей температурой. Я задыхался… Но не от собравшейся в легких мокроты. А от понимания того, что упустил. От ярости на того, кто этому поспособствовал. Меня душила ненависть. И эти вопросы… вопросы, на которые не было ответов, и которые я в принципе запретил себе задавать – почему я?! Они вновь возникли на моем горизонте гиенами.
Она больше не приходила. Только звонила утром и вечером, справляясь о моем здоровье, а потом передавала трубку Этель, которая болтала без умолку. По этим звонкам я и определял, какое сейчас время суток. Потому что, когда я более-менее очухался, то вновь погрузился в работу и потерял счет времени. Кроме возни с кодом у меня были и другие дела. Связанные с собственным бизнесом. Думаете, в тюрьме невозможно заниматься бизнесом? Да бросьте. Я же айтишник. Самым сложным было порешать эти вопросы с начальником колонии. А дальше все завертелось само собой. Соглашение о выпуске ограниченных акций – классная штука и уникальная идея мотивации сотрудников, когда тебе тупо им нечем платить. Пообещай долю в уставном капитале, предоставь классную идею – и те будут пахать, как рабы на галерах. По факту из четырех лет, что мне пришлось отсидеть, я потерял лишь год. Первый год - он вообще самый сложный. Год, когда ты либо приспосабливаешься и учишься жить в новых условиях, либо ломаешься. Я выжил. И приспособился. Я сделал даже больше, чем это было возможно. Поначалу, конечно, присутствовал страх, что меня опять кинут. Ведь мою компанию снова пришлось регистрировать черт знает на кого… А потом понял, что даже если так и получится – ничего страшного не случится. Со мной останется опыт. В клетке для меня самым важным было понимать, что я все еще в деле.
Может быть, если бы я рассказал Соне о своем стартапе, она бы сумела взглянуть на меня по-другому? Я десятки раз задавался этим вопросом, с тех пор, как она от меня убежала. И тоненький голос во мне пищал – расскажи ей все, расскажи. Но я… тот новый я, которым я стал, не сломавшись – не мог этого сделать. Тот я хотел, чтобы она приняла меня любым. Без гроша в кармане. Без перспектив. Иррационально. Отключив голову. Тот я хотел, чтобы она полюбила меня безоглядно. Меньшего бы он не принял.
Я понимал, что все усложняю, но иначе просто не мог.
Прошла еще пара дней, прежде чем я впервые вышел на улицу. Дома совершенно не осталось кофе, и нужно было купить. В магазинах, куда ни глянь – толпы народу. На кассах – огромные очереди. Ах, да. Новый год. Я ведь спрашивал у Этель, что она заказала Деду Морозу. Но так и не купил подарка.
Этель… Я по ней скучал. Действительно. По-настоящему. Мне с каждым разом все больше нравилось с ней болтать. Я поймал себя на том, что с интересом вслушиваюсь в ее сбивчивую речь и улыбаюсь… Язык у этой
Меня окликнула кассирша, и я понял, что стою на кассе, скалясь, как последний дурак. Сгреб кофе (пакет не надо!), расплатился и побрел домой. А уже у самого подъезда столкнулся с…
– Соня? Не ждал вас.
– Привет. Этель все уши мне прожужжала на тему того, как хочет тебя увидеть, так что я решила заехать сейчас, ведь потом мы на несколько дней уезжаем.
Я кивнул. Подхватил на руки дочку, все еще удивляясь, что она у меня есть, и растерянно замер. Почему-то было ужасно стыдно за то место, куда я их приведу. Этель еще ни разу не была у меня в гостях, и я бы многое отдал, чтобы моя квартира походила на что-то… более вписывающееся в ее жизнь. Соответствующее костюмчикам от Dolce&Gabbana, в которые ее наряжала Соня. От этих мыслей я снова начинал злиться. Непонятно, правда, на кого. Но всю мою злость как рукой сняло, когда моей заросшей щеки коснулись слюнявые губки. Я запнулся, шокированный. Опустил взгляд. Этель застенчиво улыбнулась и спрятала личико в воротнике моей куртки. А я на секунду закрыл глаза, справляясь с охватившей меня болезненной нежностью.
Глава 9
София
Это было спонтанное решение – приехать. Вызванное, если честно, не столько просьбами дочки, сколько моим собственным желанием его увидеть. Заглянуть в глаза… и убедиться в том, что все сказанное им тогда – правда. Не то чтобы я понимала, что мне с этим знанием делать дальше…
Я так запуталась. Еще сегодня утром я флиртовала с Игорем по телефону в попытке… не знаю… может быть, сохранить то, что у нас было. Напомнить себе о том, в чем и в ком заключалась моя настоящая жизнь. Потому как все, что происходило сейчас, больше походило на какой-то сюрреализм. И древний тарахтящий лифт, и чистенький, но один черт прокуренный подъезд (я покосилась на Алекса – не он ли тому виной, но тот на меня не смотрел, и определить это было сложно), и его квартирка, больше напоминающая клетку, и… он сам. Одетый во что попало, как тогда, когда мы снова встретились после стольких лет. Потом, когда он приходил, чтобы побыть с Этель, я, признаться, нервничала, опасаясь, что он снова заявится вот так, и на нас станут оборачиваться люди, но нет. Он выглядел вполне пристойно, и я каждый раз с облегчением выдыхала. А потом ругала себя за эти глупые предрассудки, потакая которым, он, может быть… что? Обворовывал брендовые магазины? Я издала испуганный смешок. Алекс обернулся. Поставил Этель на пол. Не зная, как объяснить свой смех, я наклонилась, чтобы помочь ей снять ботиночки. И в тот же миг Алекс шагнул ко мне. А я какого-то черта дернулась в сторону.
– Я хотел помочь тебе снять куртку, - процедил он.
– Конечно…
Не дожидаясь приглашения, Этель побежала в комнату. И снова выскочила из нее, видимо, не найдя ничего для себя интересного.
– Как ты себя чувствуешь?
Банально, но… Что еще я могла сказать? Были ли у нас какие-то другие темы для разговоров? Вряд ли. Это раньше мы могли без умолку болтать – нас сближало общее дело, общие знакомые в Долине (1), схожие цели и взгляды на жизнь. Мы запальчиво обсуждали проблемы экономики, глобальные изменения климата и появившиеся на горизонте стартапы. Мы до хрипоты спорили, какие из них выстрелят, а какие – нет. Мы мыслили настолько масштабно, насколько это в принципе было возможно. Тогда сложно было представить, будто что-то у нас может не выйти. Или что-то может нам помешать. Мы были дерзкими и не битыми. А как теперь? После всех жизненных уроков… Как?
– Ничего. Вроде бы вычухался.
– Что думаешь делать на Новый год?
«С кем встречать?» Последний вопрос так и остался невысказанным. Мы прошли в тесную кухоньку, и теперь Этель развлекалась тем, что открывала и закрывала кухонные шкафчики.
– А у тебя есть какие-то предложения?
Он вздернул подбородок и посмотрел на меня так… внимательно. То ли издеваясь, понимая, что, конечно, у меня на этот вечер другие планы, то ли надеясь на что-то. И мне от этого стало физически больно.