Все, что остается

Корнуэлл Патрисия

— Черт бы их всех побрал! — выругался Марино после того, как мы расстались с Морелем.

— Сожалею о том, что сорвалась твоя рыбалка, — сказала я.

— Да, это вечная история. Месяцами готовился к этой чертовой рыбалке. И снова пролетел мимо. Что тут нового, все планы, как всегда, насмарку.

— Я заметила, что, когда съезжаешь с магистрали, — начала я, не обращая внимания на его раздражительный тон, — дорога сразу же расходится на две полосы — одна из которых ведет прямо к этому месту, а другая туда, где начинается зона отдыха. Другими словами, движение тут одностороннее. Водителю невозможно

проехать вперед, а потом, передумав, вернуться назад; приходится проехать на большое расстояние в неправильно выбранном направлении, чтобы не рисковать столкновением. И я полагаю, что прошлой ночью машин на дороге было предостаточно, учитывая конец недели накануне Дня труда.

— Совершенно верно. Я тоже так подумал. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: кто-то намеренно спихнул джип туда, где он сейчас находится, поскольку прошлой ночью перед зоной отдыха стояло, наверно, много машин. Поэтому он поехал по полосе для грузовиков и автобусов. Верно, она была почти пуста. Никто его не видел, и он удрал.

— Возможно, преступник рассчитывал, что джип найдут не сразу, этим и объясняется его местонахождение в стороне от тротуара, — высказала я свое предположение.

Устремив пристальный взгляд в сторону леса, Марино ответил:

— Я стал слишком стар для этой работы.

Для вечно жалующегося Марино стало нормой по прибытии на место преступления демонстрировать свое нежелание находиться там. Мы работали с ним вместе довольно долго, и даже меня, привыкшую к его фокусам, в этот раз больше поразила не столько безынициативность, столько наплевательское отношение к делу. Тут было что-то посерьезнее, чем сорванная рыбалка. Может быть, он подрался со своей женой?

— Ну, ну, — пробормотал Марино, бросая взгляд в сторону кирпичного здания. — Прибыл Одинокий Рейнджер.

Обернувшись, я заметила знакомую тощую фигуру Бентона Уэсли, появившуюся из мужского туалета. Поравнявшись с нами, он тихо поздоровался. Его посеребренные виски были влажными, а лацканы пиджака забрызганы водой так, как будто бы он только что умывал лицо.

Спокойно оглядывая джип, Бентон, вытащив из нагрудного кармана пиджака солнцезащитные очки, надел их.

— Миссис Харви уже здесь? — спросил он.

— Нет, — ответил Марино.

— А репортеры появились?

— Нет.

— Хорошо.

У Уэсли была строгая линия рта, что делало и без того резкие черты его лица грубыми и суровыми. Я бы даже назвала его лицо красивым, если бы не глухая маска непроницаемости. Глядя на его лицо, невозможно было догадаться, о чем он думал и что чувствовал; а в последнее время Бентон научился так искусно скрывать особенности своего характера, что мне пороги казалось, что я совершенно его не знаю.

— Нужно как можно дольше не обнародовать детали этого дела, — продолжал он. — Одно лишнее слово, и вся работа пойдет насмарку.

Я спросила его:

— Что вам известно об этой паре, Бентон?

— Очень немного. Заявив рано утром о пропаже подростков, миссис Харви сначала позвонила домой директору, а он мне. По ее словам, ее дочь и Фред Чини познакомились в Каролине и встречались в течение всего первого курса обучения. Похоже, это были хорошие, симпатичные ребята. По словам миссис Харви, они не были замешаны ни в какие неприятные истории и не имели дела с дурными людьми. Одно только было очевидно: миссис Харви испытывала противоречивое чувство по поводу дружбы двух молодых людей, а также по поводу их чрезмерно длительного совместного времяпровождения.

— Может быть, именно поэтому они и хотели поехать на пляж в отдельной машине, — предположила я.

— Возможно, — ответил Уэсли, оглядываясь по сторонам. — Вероятнее всего, это и было главной причиной. Поговорив с директором, я пришел к выводу, что миссис Харви не очень хотелось, чтобы Дебора привезла в Спин-дрифт своего парня, считая, что там следует находиться только членам их семьи. Работая целую неделю в федеральном округе Колумбия, миссис Харви проводила мало времени со своими детьми. По правде говоря, я подозреваю, что в последнее время отношения Деборы с матерью разладились, и, скорее всего, вчера утром, непосредственно перед отъездом родственников в Северную Каролину, между ними возник какой-то спор.

— А что, если ребята просто удрали куда-нибудь вместе? — предположил Марино. Будучи людьми не робкого десятка, они начитались газет, насмотрелись теленовостей, может быть, даже видели показанный на прошлой неделе специальный выпуск телепередачи о пропавших парочках. Молодые люди, очевидно, были в курсе происходящих в округе событий, поэтому нет никакой уверенности, что они не сбежали. Достаточно хитрый способ разыграть свое исчезновение и заодно проучить родителей.

— Это одна из многих предполагаемых нами версий, — ответил Уэсли. — И по имеющимся у меня другим соображениям нам следует как можно дольше не открывать детали этого дела средствам массовой информации.

Морель поравнялся с нами, когда мы пошли в направлении начала развилки — туда, где находился джип. Подкатил грузовик ярко-синего цвета с крытым кузовом, и оттуда вышли мужчина и женщина, одетые в темные комбинезоны и сапоги. Открыв задние дверцы кузова, они выпустили на волю двух бладхаундов, которые, пыхтя и повиливая хвостами, выбрались из своих деревянных ящиков.

Прицепив длинные поводки к кольцам на кожаных ремнях, опоясывающих талии, они пустили собак, держа их за холку.

— Солти, Нептун, взять след!

Я не разобралась, кто из них был Нептун, а кто Солти. Обе собаки были огромных размеров, имели светло-желтый окрас, морщинистые морды и висячие уши. Морель улыбнулся и погладил их.

— Как дела, голубчики?

В награду Солти, а может быть, это был Нептун, обнюхав ногу Мореля влажным носом, начал ее облизывать.

Работавшую с собаками пару звали Джеф и Гейл, они прибыли из Йорктауна. Гейл была под стать своему напарнику, такая же сильная и рослая. Она напоминала проживших долгие годы в деревне женщин, которых мне когда-то доводилось видеть; с загорелыми и обветренными от продолжительного и тяжелого крестьянского труда лицами, на которых лежала печать какого-то бесстрастного терпения, шедшего от глубокого понимания человеческой природы со всеми ее катаклизмами и щедротами. Гейл была капитаном поисково-спасательной службы. По тому, как внимательно она рассматривала джип, я поняла, что, исследуя находившиеся рядом предметы, она усомнилась в неприкосновении к ним.