Все, что я хотела сказать
Шрифт:
– Нам нельзя смеяться, – говорю я, гладя ее по руке. – Идем. Становится холодно. Давай я отведу тебя в медкабинет.
– Я скажу брату, чтобы отозвал своих псов, – говорит она, когда мы входим в здание. – Он поступает несправедливо. Хотя он всегда так делает, так что не стоит и удивляться.
Я ничего не отвечаю. Она может попросить его отозвать так называемых псов, но я не верю, что он это сделает. Уит не успокоится, пока я не уеду из кампуса. Но даже в таком случае мой уход, скорее всего, все равно его
Убедившись, что Сильви под присмотром медсестры, я спешу обратно в класс для отбывания наказания, едва не срываясь на бег. Ни за что не хочу заработать очередное наказание из-за того, что задержалась дольше положенного. Я врываюсь в класс и киваю Мэтьюзу, когда он поднимает на меня взгляд. Он ничего не говорит.
Молчу и я.
Кажется, я прошла испытание.
Я продолжаю готовиться к эссе по «Ромео и Джульетте» и делаю заметки. Пишу и переписываю вступление. Оно занимает все оставшееся время, и я вздрагиваю, когда Мэтьюз объявляет:
– Все свободны. Хороших выходных.
Все спешно собирают вещи. Мэтьюз подходит к окну и закрывает его, перекрывая потоки холодного ветра, задувавшего в класс.
– Неудивительно, что она закашлялась, – говорит он.
Хм. Может, он не такой уж плохой. Но я все равно ему не доверяю.
Я уже готова выйти из кабинета, когда понимаю, что Эллиот стоит прямо на пороге и сверлит меня свирепым взглядом. Он нагоняет меня и не отстает, пока я быстро шагаю по коридору. Бегом спускаюсь по лестнице.
Он не говорит ни слова, и это жутко. Лучше бы наговорил мне кучу гадостей.
– Отстань, – бросаю я, когда мы выходим на улицу. Рядом никого нет. Солнце полностью скрылось за жуткими черными тучами, где-то вдалеке гремит гром.
– Теперь рядом никого, кто может тебя спасти, – говорит он с широкой улыбкой.
– Меня не нужно спасать. Просто снова врежу тебе по яйцам, – отвечаю я.
Эллиот отступает на шаг.
– Почему ты такая?
– Какая?
– Такая стерва.
Я отворачиваюсь и ухожу, сопротивляясь встречным порывам ветра. Ненавижу этого парня. Не знаю, почему я вдруг стала его мишенью, но мне от этого неспокойно. И он прав.
Рядом нет никого, кто может меня спасти.
Я иду к общежитию, ускоряя шаг. Слышу, как Эллиот выкрикивает ругательства у меня за спиной, и его слова утопают в надвигающейся грозе. Капли воды падают на меня одна за другой, и я понимаю, что начался дождь.
Срываюсь на бег.
Через несколько минут я оказываюсь в женском общежитии, плотно закрыв за собой дверь. Поворачиваюсь лицом к окну и вижу, как Эллиот приближается. Благодаря своей новой привычке бегать трусцой, я стала быстрее, но все равно тяжело дышу, а сердце стучит втрое быстрее.
Эллиот подходит прямо к окну и колотит в дверь, заставляя меня вздрогнуть. Он ухмыляется, ветер отбрасывает его
После чего разворачивается и уходит прочь.
Глава 8
Саммер
Гроза длится недолго. Дождь льет около получаса – ровно столько, чтобы увлажнить поле и сделать его грязным перед сегодняшней игрой. Я сижу у окна в своей комнате в общежитии, смотрю, как идет дождь, и тоскую по дому.
Но у меня нет дома, в который можно вернуться. Даже если я упрошу маму разрешить мне вернуться, все равно не буду чувствовать себя комфортно в этой квартире. Только не с витающими там воспоминаниями. Семейными фотографиями. Маленьким алтарем, который она сделала для Джонаса и Йейтса. На прошлой неделе мама прислала мне фото, и я сочла очень странным, что она решила такое сделать. На маленьком столике стояли снимки обоих. Горели свечи, а рядом – табличка с молитвой и изображением сложенных вместе рук. Толстая черная Библия тоже на нем лежала.
Мы не ходим в церковь. Не молимся. Не пойму толком, почему мама решила отдать им дань памяти таким религиозным жестом, но, возможно, так она справляется с чувством вины.
Я это понимаю. Лучше, чем она может себе представить.
Я наблюдаю из окна, как толпы учеников направляются к футбольному полю на сегодняшний матч. Их так много, что я смело выхожу из общежития и иду в столовую за едой, как только начинается игра. Там никого, кроме нескольких совсем юных учеников, наверное, девятиклассников, и все они собрались за одним столом и, бурно перешептываясь, провожают меня подозрительным взглядом.
Вероятно, они тоже знают, что я враг. А они всего лишь девятиклассники, черт подери.
Больше рядом никого нет (например, Уита с его компанией приспешников и стадом баранов), и я могу взять себе свежий салат и суп и поесть спокойно, сунув в уши наушники и смотря новый сериал на Netflix.
Закончив, я возвращаюсь в свою комнату и переодеваюсь в легинсы и толстовку с капюшоном, а затем надеваю свои любимые кроссовки. На улице кромешная темнота, но гроза закончилась и все на матче.
Меня никто не потревожит.
Оставив наушники в ушах, я бегу через сады, а фонари над многочисленными статуями отбрасывают на них золотистое свечение. Они прекрасны. Изящный ангел. Плачущая женщина. Разгневанный юноша, чье лицо приподнято, будто он смотрит вдаль, челюсти напряжены.
Он напоминает мне Уита.
Как и все они. Мучительная красота, высеченная в камне. Холодная и бесчувственная. Но каждый раз, когда он прикасается ко мне, я ощущаю один только жар. Пламя на кончиках его пальцев, которое испепеляет меня.