Все демоны: Пандемониум
Шрифт:
То, что молодой некромант не спал этой прекрасной ночью, вполне объяснимо. А вот граф да Унара и главный бурмасингер бодрствовали по совершенно иным причинам.
В отличие от герцога они не так переживали грядущее мероприятие. Скорее, им было интересно: мало кто может похвалиться тем, что присутствовал на Бесстрашном Суде. И угрызения совести, которые часто становятся причиной бессонницы, их тоже не терзали. И беспричинная тревога не мучила.
Они работали. Как привыкли работать в своем кабинете в здании Королевской Тайной Службы на площади Жертв Восстания в Булли-Толли — и не могли вдруг, с бухты-барахты, изменить привычкам, выработанным годами.
Полночь.
— Как интересно живут люди! — поразился граф да Унара, пробегая глазами очередное прошение. — Оказывается, мы с вами, дорогой Фафут, не посвящены и в десятую долю проблем наших добрых подданных. Какой, однако, щелчок по носу: я-то, болван, мнил себя существом осведомленным.
— Мир перевернулся, — откликнулся главный бурмасингер откуда-то из-под стола, где последние полчаса отлавливал шустрого, аки мышь, домового, умыкнувшего его именную походную чернильницу, отлитую из чистого золота.
Духу было скучно, чернильницы как таковой он не алкал, просто хотел поиграть в догонялки. Но господину Фафуту претила сама мысль о том, что прямо под его носом совершена кража. Что уж тогда говорить о событиях, сокрытых от начальственного взора. С такими темпами могут разжаловать в простые стражники и поставить с алебардой на пустынном перекрестке — охранять дорожный указатель.
Наконец главному бурмасингеру надоело скакать на четвереньках по кабинету, и он прибег к крайним мерам.
— Придется, видимо, сказать милорду Думгару, что его подчиненные совершенно отбились от рук, — мечтательно произнес он в пространство между портретом какого-то вампира, хорошего друга семьи да Кассаров, и раритетным фарфоровым блюдечком, из которого любил кушать варенье еще Валтасей Тоюмеф.
Дух охнул, ахнул от такой человеческой несправедливости, решительно водрузил чернильницу на макушку бедняги Фафута и вылетел в каминную трубу.
— Как бы и мне добиться такого авторитета? — вздохнул бурмасингер.
— Риторический вопрос, — сказал граф. — Станьте каменным исполином с неподвижной физиономией, сотрясайте замок шагами, сокрушайте крепостные стены ударом кулака — и люди к вам сразу потянутся.
Не могу успокоиться: я был уверен, что вижу насквозь любого гражданина и читаю каждую его нехитрую мыслишку. И что обнаруживается после двадцати лет беспорочной службы? Что наш народ неустанно борется вовсе не с налоговой службой маркиза Гизонги, как я наивно полагал, и не с нами даже — у них совсем другие проблемы! У грифонов свои горести, у призраков — свои; кентавры жалуются на дендроидов, а те, в свою очередь, на людей, которые вырубают леса. Циклопы и горные великаны находятся в постоянной конфронтации, а происходит все это на спорной территории, на которую претендуют тролли. Обычные оборотни испытывают сильнейшие притеснения от оборотней каноррских. Бангасойские демоны никак не могут добиться, чтобы их признали равноправными в Нижнем Мире.
— Где?
— В Преисподней, — любезно пояснил граф.
— С ума сойти!
— Не нужно. Вот дело о краже вавилобстеров в особо крупных размерах. Откладывалось несколько десятков раз из-за неявки ответчика — некоего Хупелги, гоблина. Ударился в бега еще в позапрошлом веке, до сих пор не могут отыскать. Семья на все запросы отвечает, что он охотится в Пальпах на борзых козлят.
— Кто ж охотится на борзых козлят? — вскричал бурмасингер.
Да Унара пожал плечами.
— Вот, прошу, полюбуйтесь, у этого господина утащили душу в прошлый четверг, и он просит ее вернуть. Кстати, Фафут, вы не знаете, что может произойти с человеком, у которого похитили душу?
— Понятия не имею, ваше сиятельство. Но могу проконсультироваться у Дотта.
— Разве это медицинская проблема?
— Послушать его — все проблемы медицинские.
— Ему виднее, с того света.
— Не уверен, — замялся главный бурмасингер. — Слишком уж он озабочен земными проблемами. В нем неистребим дух плоти, если можно так выразиться.
— Изящная мысль, друг мой, — усмехнулся да Унара. — О, а вам чего, милейший?
Сей вопрос был адресован симпатичной ушастой голове с приплюснутым носом и чрезвычайно большими, в кулак, красными глазами. Голова шевелила ушами, вращала глазами, дружелюбно подмигивала, крутила пятаком и старалась протиснуться в приоткрытое по случаю жары окно. Влезала только нижняя часть своеобразного лица, и, чтобы говорить, существу приходилось вытягивать губы дудочкой.
— Мне бы автограф, — робко пискнула «дудочка».
— Чей?
— Мессира Зелга, милорда Думгара, генерала Топотана, конечно. Славного Гописсы и его хлебопекарной роты поименно и поголовно, мадам Ианиды, мадам Мумезы… Вот, у меня тут списочек, в алфавитном порядке.
— Существует отдельная очередь, по записи, — заученно забубнил Фафут. — У парковой калитки спросите ундину, которая сидит на третьем дубе слева от входа. Она работает с девяти утра ежедневно. По спорным вопросам можете обращаться к утоплику, в колодец на заднем дворе.
— Я там уже был, — запротестовала голова. — Он меня к вам направил. Сказал, это не в его кон… конпе…
— Компетенции, — любезно подсказал граф.
— Вот-вот.
— Бездельник, — рассердился бурмасингер. — Ну, в чем дело?
— В списочке, — печально поведал любитель автографов.
— Давайте посмотрю.
— Окно откройте, пожалуйста.
— А вы в щель просуньте.
— Нет, — окончательно опечалилась голова. — В щель списочек не пролезет.
И посетитель помахал в воздухе толстенной кипой листов, в каждый из которых можно было завернуть средних размеров троглодита. Как он удерживал их на весу, оставалось загадкой.
— Что это? — тихо спросил граф.
— Я же объяснял: прошение и список лиц, у которых бабушка желала бы получить автографы. Она у меня коллекционирует автографы знаменитостей, — пояснил ночной пришелец с невыразимой тоской во взоре. — Круглый год мотаюсь по стране по ее поручениям. Она у меня старенькая, но еще сильная. За двери выставит, и без автографа, говорит, не возвращайся!
— Вы на небо смотрели, милейший? — поинтересовался Фафут.
— Я по нему пролетал.
— Молодой месяц видели?
Посетитель с готовностью закивал головой.
— Это вам о чем-нибудь говорит?
— Надо ему деньги показывать. Звенеть рупезами. Чтоб всегда водились. Есть время копить казну, а есть время тратить казну, — поделился собиратель автографов.
— Понятно, — обреченно молвил главный бурмасингер и вытянул из-под стола большой ящик с факсимильными печатями героев войны.
«Дорогая мама, здравствуйте!»
Такангор подпер кулаком мохнатую щеку и мечтательно уставился в окно, в ту сторону, где он упорно предполагал местонахождение Малых Пегасиков. Ему взгрустнулось. Он вспомнил дом, братьев и сестер, добрых соседей, крылатых кобыл и даже рыжего сатира. Иногда ему хотелось оставить карьеру полководца и вернуться туда. Собственно, однажды он вернется. Просто еще не пришло время.