Все демоны: Пандемониум
Шрифт:
В странах же цивилизованных отправление правосудия становилось жуткой головной болью для всех участников означенного процесса.
В самом деле: хорошо быть честным и неподкупным судьей, если ты принимаешь в производство дело о хищении козы. Или тяжбу горожан о том, кто должен заплатить за разбитый в драке кувшин — тот, кто бил; тот, о чью голову кувшин разбили; или хозяин харчевни, подающий вино в столь некачественных сосудах — бьешь, бьешь им, а противнику хоть бы хны. Можно обязать ответчика жениться на соблазненной им девице, коли та предоставит достаточно доказательств, как то: любовные письма, компрометирующие предметы, свидетелей процесса. Можно даже решить проблему наследования и в случае со спорным завещанием,
Все можно сделать по закону и справедливости, но при том лишь условии, что ты имеешь не формальную, а реальную власть, чтобы судить.
В Ниакрохе же все было сложнее и запутаннее, чем кажется на первый взгляд.
Кто согласится решать спор между оборотнем и циклопом? Кто посмеет выступить обвинителем против опытного мага, славного своим неуживчивым и склочным характером? Кто посмеет сообщить дракону, что он, дракон, не прав, а потому обязан компенсировать мирным поселянам потерю трех быков и десятка овец? Кто посмеет во всеуслышание заявить вампиру, что он должен сочетаться священными узами брака с мумией, ибо та две тысячи лет хранит его папирусы с пылкими признаниями, писанные в юности, и теперь желает выйти замуж за возлюбленного. Вспомнила наконец имя и фамилию!
Кто установит пределы самозащиты для василиска?
Одни проглатывают обиду. Другие — обидчика.
Кто сумеет разобраться в деле о торговле мертвыми душами к вящему удовольствию пострадавшей стороны?
И кому присудить замок, если потомки считают, что он их по праву, а усопший владелец еженощно является к судье и не дает ему спать, гремя цепями и шурша саваном?
Опасно быть судьей на этом свете, господа.
В Аздаке, Лешвеке, Таркее, Лягубле и славной Тифантии, как могли, боролись с возникшими трудностями, всяко пытаясь соблюдать законность. Приглашали в качестве судей существ бессмертных. Особо приветствовали призраков, которым сложнее всего нанести непоправимый вред. Однако призраки, в силу своей призрачной, легковесной сущности, вовсе не торопились поступать на государственную службу, которая многим из них и при жизни надоела хуже горькой редьки. Опять же, далеко не все привидения добросовестно исполняли возложенные на них обязанности, а никаких особых рычагов контроля и управления ими у правительства не обнаружилось.
Как-то выходили из положения при помощи странствующих рыцарей и романтических героев. Они отважны, честны и неподкупны, но непоседливы до ужаса. Их манит ветер странствий. К тому же им привычнее решать споры с мечом в руке, а перекладывать пыльные бумажки — смерти подобно. И их, бессребреников, даже не заманишь высоким жалованьем. Звон монет не трогает их душу.
В Тиронге обо всех этих проблемах давным-давно забыли.
С тех пор как братья Гахагуны, воин и чародей, покорили эту страну и стали править ею вдвоем, судебные разбирательства людей и безобидных существ иного происхождения вели люди. Всех иных судил сам король-некромант, могущество которого было столь велико, что ни один дракон, вампир, чародей или оборотень не рискнул бы против него выступить. А если и случались время от времени попытки восстать против его воли, он пресекал их так свирепо и безжалостно, что отбил охоту к неповиновению даже у самых отъявленных безумцев.
Тайная Служба Тиронги считалась лучшей в мире, и прочие государи присылали своих специалистов поучиться у булли-толлийских коллег.
А Кассария сама служила лучшей защитой своему повелителю: в ее пределах он был почти что всемогущ. И поскольку верховный судья королевства никогда не испытывал страха перед теми, кто являлся выслушать его волю и закон, то и суд его прозвали в народе Бесстрашным.
— Вот же у тебя закладка лежит, с пометкой: «Совершенно секретно, внимательно прочитать», — ворчал дедуля. — Я для кого эти записки притащил на собственном старческом горбу? Для тараканов-зомби? Подробный отчет о проведении дня Бесстрашного Суда в восемь тысяч сто двадцать третьем году от Сотворения Ниакроха. Свежайшие новости, актуальный опыт! — возопил он, начисто игнорируя тот факт, что на дворе стоял год одиннадцать тысяч двухсот третий все от того же сотворения и актуальность текста слегка подрастерялась за истекший период.
— Я думал, это уже история, какие-то древние манускрипты, — слабо защищался Зелг. — Решил изучить на досуге, как-нибудь позже. — Тут он вспомнил, что лучший способ защиты — нападение, и продолжил укоризненно: — Это же какой толщины фолиант — я его в одиночку и поднять не в состоянии. Мне в голову не пришло, что это на самом деле кто-то должен читать.
Небывалая толщина этого отчета надежно защищала его от опасности быть прочитанным.
Он лежал на кровати с мокрым полотенцем на голове. Время от времени доктор Дотт дул на это полотенце, и оно становилось ледяным.
Князь Мадарьяга сочувственно вздыхал в кресле. Думгар возвышался в изголовье кровати своего господина. Рядом, на маленькой табуреточке, сидел Карлюза и восторженно глядел на Узандафа, готовясь записать в тетрадку полезные наставления молодым некромантам.
— Вот, — сказала мумия, — бери пример с троглодита. Сидит зубрит, конспекты пишет. Книг не взвешивает, сразу читает. И вообще, никак в толк не возьму — что тебя так взволновало?! Ну, посидишь посреди двора на парадном троне, попринимаешь прошения. Пару раз стукнешь скипетром для большей убедительности. Глазом свирепо зыркнешь.
Тут дедушка критическим оком посмотрел на несчастного Зелга и сам себе возразил:
— Да, зыркать ты еще не потянешь, ну да не беда. Вот и Мадарьяга тут, и Думгар. Такангора посадим по правую руку, а я встану сзади. Надо будет прожечь кого гневным взглядом — я ему так аккуратненько за хвост просигнализирую — он всех испепелит. В случае крайней необходимости напустим на посетителей Кехертуса или этого… хе-хе-хе… энтузиаста — Мардамона. Он им живо пыл поумерит. А ты сиди, брови сдвигай да хмурься. В чем трудности?
Карлюза, высунув от усердия кончик языка, записал в конспекте: «Свирепо глазить на людь, схмуриваться и бровить, стукотеть скипетром и производить прочую грозительность и свирепие для полного взаимопонимания и сердечной близости с подсудимыми».
— Это же такая огромная ответственность, — пояснил некромант. — Все должно быть по закону и по справедливости, а законы я знаю не очень хорошо, в пределах университетского курса. Причем юриспруденция не была моей специальностью — я ходил на лекции вольнослушателем. Вы улавливаете разницу?
— Дружок, — вкрадчиво сказал вампир, — ты не будешь судить людей. Завтра к тебе толпой явятся скелеты, тролли, циклопы, вампиры — как твой покорный слуга, зомби и прочая милая нелюдь. Им закон не писан. Улавливаешь разницу?
— Еще этот демон! Откуда у нас демон? Я никогда и ничего не слышал о демоне! — сердито буркнул Зелг.
— Тебя же берегли от лишних потрясений. Он у нас на полставки, — пояснил дедуля. — Его еще Барбелла нанял. Жуткий крючкотвор был твой пращур, мог с одной овцы семь шкур содрать, — а Бедерхем и его уел. Вот Барбелла и решил, что лучшего коллеги и напарника для дней Бесстрашного Суда ему не сыскать ни на этом, ни на том свете. С одной стороны, демон из самых могущественных и почитаемых — ему никто перечить не решится. С другой, очень уж он любит это дело — судить. Потому жалованье просит не слишком высокое, ибо работает из любви к искусству. А еще он заядлый охотник, запомни это и обязательно спроси его, каков нынешний сезон, успешен ли. Усвоил?