Все девочки взрослеют
Шрифт:
— Джой?
Я обернулась и увидела Дункана Бродки. Он облокотился на спинку скамьи.
— Привет, ты уснула, что ли? Зову тебя, зову. Слушаешь музыку?
Он игриво коснулся моих волос в поисках наушников. Я покраснела и отпрянула. Только бы он не заметил слуховой аппарат!
— Н-нет, — заикаясь, отозвалась я. — Просто задумалась.
— Глубоко задумалась, — улыбнулся Дункан.
Я сделала вид, что и правда размышляла о судьбах мира, а не о том, успею ли купить сок и есть ли в кофейне мой любимый сорт.
— Едешь на ту самую бар-мицву? — спросил он.
Я кивнула и плотнее запахнула
— А ты что здесь делаешь?
— Направляюсь в Нью-Йорк к отцу, — Дункан перепрыгнул через скамью и сел рядом со мной.
На нем были брюки хаки (с обшлага свисала нитка), кеды с развязанными шнурками и бейсболка.
— Пойдем с ним смотреть, как «Янкиз» позорятся. — Дункан полез в карман. — «Ментос»?
— Да, гм. Конечно! — Я взяла мятную конфету. — Ты совсем один едешь?
Прозвучало ужасно по-детски. В конце концов, я тоже одна.
— Я всегда один езжу, — кивнул он. — То есть начиная с этого года. Слушай, ты ведь умная?
«Была когда-то», — подумала я, но промолчала. Дункан нагнулся и достал учебник по алгебре. Мы делали его домашнее задание, пока табло не показало — пора. Дункан подхватил наши рюкзаки и повел меня к эскалатору на поезд.
Через полтора часа, красная и взволнованная, я вышла из автобуса на углу Гилман-авеню в Саут-Оранж. Свежая тушь и помада, шикарная прическа из «Аллюр». (Я добавила локоны над ушами, прикрывая слуховой аппарат.) «Дункан Бродки», — пронеслось в голове. Рядом никого не было, и потому я произнесла вслух:
— Я нравлюсь Дункану Бродки.
День обещал быть чудесным. В ясном воздухе парила золотая пыльца, слышен был гул машин. Слева от меня находилась автозаправка, через улицу, на углу — булочная. Сердце колотилось, было весело и немного страшно. Вдруг я не смогу найти синагогу? Вдруг пропущу автобус или поезд и не доберусь домой вовремя? Я не сразу сообразила, куда идти. Но тут же увидела синагогу «Бет Израиль» («Община неравнодушных»). Она была похожа на огромную белую бетонную лодку, наполовину торчащую из невидимого океана.
Я направилась через парковку, в этот момент рядом остановился зеленый «универсал». Окно с пассажирской стороны опустилось.
— Привет, Джой. — Это была Эмили, жена Брюса. Она помахала мне узкой ладошкой. — Как ты сюда попала?
По моей спине побежали мурашки.
— Родители подбросили.
Эмили кивнула. Мать называет ее бабочкой-крапивницей, так как у Эмили множество аллергий. Второе прозвище — «Арахис атакует», потому что самая страшная аллергия у Эмили и ее детей на арахис. Третье — «мажорная фифа», поскольку Эмили из богатой семьи. Конечно, все эти определения при мне не произносятся. Я узнала их благодаря тете Элль и Саманте, внимательно прислушиваясь и читая по губам, когда они не замечали, что я рядом. На людях мать всегда вежлива с Эмили, равно как и с Брюсом. Я и не подозревала, что с Эмили связана интересная история, пока не прочитала мамину книгу.
В «Больших девочках» Дрю бросает Элли и находит новую подружку по имени Зара (разумеется, Элли зовет ее Заразой и никак иначе). Зара начинает встречаться с Дрю, хотя Элли беременна. Зара и Дрю случайно встречают Элли, то есть маму, на матче «Филлиз». Зара ставит Элли подножку, когда та поворачивается боком, собираясь пройти через турникет. Элли падает на бетонный пол, из-за чего дочка Элли, Хоуп, рождается недоношенной, совсем как я.
Я часто вспоминаю эту историю, но никак не могу поверить, что Эмили действительно кого-то толкнула. Она маленькая и робкая, откуда ей набраться смелости для нападения на мою мать, которая не маленькая и не робкая? Не говоря уже о силе. Во многих рецензиях «Больших девочек», вывешенных в Интернете, говорится, что сюжетные повороты книги слишком невозможны и натянуты. «История Элли из сомнительной становится попросту неправдоподобной», — утверждается в одной из них. Я решила, что стычка у стадионного турникета — один из таких поворотов. Но тем не менее по-новому смотрю на жену Брюса. Как и на многих других людей.
Чувствуя себя неловко, я стояла перед «универсалом», пока Эмили вынимала Макса из автомобильного кресла. Брюс и его старший сын Лео тоже вышли, хлопнув дверцами. Лео девять лет, Максу четыре. (Моя мать называет их «продюсерами»[74], когда думает, что я не слышу.) У обоих песочные волосы Брюса, как и у меня, только у Макса прямые, а у Лео вьются. Оба мальчика бледные, в мать, но Лео тощий, угрюмый и носит очки, а Макс кругленький и сладкий, как пончик в сахарной пудре.
— Джой! Джой! — напевал Макс, танцуя вокруг меня.
На обоих мальчиках были брюки хаки и рубашки. Младший уже пролил яблочный сок на галстук.
— Джой приехала! Привет, Джой! Привет! Привет!
— Привет, Макс! — Я поцеловала его липкую щеку.
— Как дела? — улыбнулась мне Эмили.
— Хорошо.
Я оглядела ее. Платье в цветочек, туфли с бантиками на низких каблуках. Волосы убраны со лба ободком в тон. Наверное, когда они с матерью разошлись, Брюс решил найти женщину прямо противоположной внешности. Моя мама крупная, высокая и грудастая. Эмили низенькая и хрупкая, носит платья в цветочек с кружевными воротничками или футболки из отделов одежды для мальчиков. У мамы каштановые волосы, зеленые глаза и оливковая кожа. У Эмили русые волосы и голубые глаза. Она прикладывает пальцы к тонким губам и нервно смеется, словно кашляет. Мать откидывает голову и гулко хохочет, так что слышно через улицу.
К тому же у Эмили множество аллергий, за что ее и наградили прозвищами. Аллергия на орехи, молочные продукты, пшеницу, клейковину. Также на латекс (обычный лейкопластырь ей не подходит), цинк (приходится покупать специальный солнцезащитный крем), яйца (прощайте пироги, пирожные и выпечка из супермаркета), слюду (никакой косметики) и даже дым. («Все-таки Бог покарал Брюса», — как-то раз сказала мама Саманте. «Сомневаюсь. Наверное, он смолит травку в подвале. В этом отношении торчки весьма изобретательны», — возразила та.)
Отец Эмили управляет каким-то хеджевым фондом и, по словам тети Элль, «живет во дворце в Гринвиче». Мать Эмили выращивает призовые гортензии и занимается благотворительностью. («Организовывает балы в поддержку слепых», — как-то фыркнула тетя Элль.) Эмили ни в чем не нуждается, но все равно работает — воспитательницей в детском садике при школе Лео и Макса. По-моему, она устроилась туда, чтобы лично отбирать у сыновей арахис и цинк. Мальчики унаследовали все ее аллергии плюс аллергию на плесень и домашних животных.