Все дозволено (с илл.)
Шрифт:
— Почему?
— Потому что не предусмотрели холодильника для пива и бутербродов. Пойду лучше воды попью.
Он сонно поплелся к душевой в конце зала, где входящие подвергались обработке очищающей воздушной струей. Там же находился и умывальник с холодной и горячей водой. Минуту спустя Малыш выскочил оттуда, бегом пересек зал и переставил какие-то фигуры на шахматной доске.
— Эврика!- крикнул он бодренько и тут же пояснил Алику:-Понимаешь, я поставил упавшего короля не на «эф», а на «же». По ошибке. Озарение вернулось. Тахион открыт.
— Поэтому ты и забыл закрыть кран в умывальнике,- сказал Алик.
Сквозь
Что-то, совсем не имевшее отношения ни к воде, ни к шахматам.
Как будто, именно как будто- оба не могли утверждать этого точно,- чуть-чуть потускнели лампы, чуть-чуть сместились очертания окружающего, словно отраженные в дрогнувшем зеркале, чуть-чуть стало жарче, как бывает, когда прекращается поступление холодного воздуха.
И все стихло. Уже не как будто, а явственно смолкла автоматика, оборвалась вибрация, зал наполнила зловещая немота. Оба прислушивались к ней долго, словно не веря ушам, не веря и не понимая.
— Ты слышишь что-нибудь? — спросил Алик.
— Ни звука.
— Даже твоя вода уже не течет.
Не ответив, Малыш двухметровыми шагами понесся к душевой, откуда вышел минуту назад. Алик, отставая, поспешил за ним.
Три секунды потребовались им, чтобы увидеть чудо.
Вода текла по-прежнему толстой прозрачной струей, но совершенно бесшумно, как показалось бы человеку, у которого лопнули барабанные перепонки. Да и текла ли? Просто вытянулась от крана к раковине гладкая оплывшая сосулька. Может быть, просто замерзла? Вероятно, об этом подумал и Малыш. Он осторожно прикоснулся к ней пальцами, ощупал, как ощупывают что-то твердое, а не жидкое, и ударил ребром ладони. Струя не отстранилась, не раскололась и не брызнула, сохраняя прозрачность и неподвижность. Малыш растерянно обернулся и что-то сказал.
Но что именно,Алик не услышал. Не раздалось ни звука. Малыш только шевелил губами.
— Лед? — спросил Алик.
И не услышал своего голоса. Но Малыш, должно быть, понял, потому что раздельно и четко, как в немом фильме, прошевелил губами ответ:
— Не знаю.
«Оглохли мы, что ли?» — снова подумал Алик и показал на уши. Малыш только плечами пожал и, в свою очередь, показал на струю-сосульку: это, мол, интереснее.
Тогда приступил к эксперименту Алик. Он приложил руку к струе; гладко, скользко, но не настолько холодно, чтобы считать ее льдом. Рванул руками — не сдвинулась ни на миллиметр, словно схватил не воду, а водопроводную трубу. Попробовал закрыть кран- не поддается: или нарезка сорвана, или ручка заклинилась. Тут он вспомнил о складном ноже в кармане, выдвинул лезвие и с размаху рубанул по застывшей неправдоподобной струе. Ножик отскочил, как от чугунных перил. А на стекловидной сосульке не появилось даже царапины. Не уступила она и попыткам проткнуть ее острием, соскоблить или срезать стружку. Или это была не вода, или произошло что-то изменившее ее структуру.
Даже не пытаясь ничего высказать вслух, Алик вернулся к пульту. Малыш молча зашагал вслед. И вдруг сказал ясно и слышно:
— Дышится легче, правда?
— Правда,- машинально повторил Алик и только сейчас собразил, что звук или слух вернулись.
И дышалось действительно легче, чем в душевой.
— Идти тоже было трудно,- прибавил он,- что-то мешало.
— Как встречный ветер,- сказал Малыш.
Он сделал несколько шагов к стенке, несколько раз вздохнул и беззвучно пошевелил губами.
— Не слышу,- проговорил Алик и показал на уши. Малыш подошел ближе и закричал:
— Теперь слышишь?
— Не ори.
— А ведь там,- он указал на место, где только что стоял,- я тоже орал.
Алик задумался.
— Что-то гасит звук. Надо посмотреть где. Пойдем навстречу друг другу по спиралям, удаляясь от центра. Шаг-два — перекличка.
Первая же проверка показала, что звук действительно гаснет где-то за пределами сравнительно небольшого пространства, в несколько десятков метров, при этом не постепенно, а сразу, будто обрезанный невидимой преградой, непроницаемой для звуковых волн. Скажем, в пяти, а иногда и в десяти метрах от пульта можно было переговариваться, а отступив на шаг, ты уже превращался в актера немого фильма. И сразу же становилось труднее двигаться и дышать, словно дул навстречу неощутимый, но стойкий ветер.
— Ты что-нибудь понимаешь?- спросил Малыш.- Чем обусловлена эта грань? А она есть. И не только для звуковых волн. Видишь этот смятый листок бумаги? Я бросил его час назад, когда развертывал бутерброды. Он лежит как раз на границе. Я обратил на это внимание еще во время проверки. Теперь смотри.
Он подошел к брошенному листку и коснулся его обращенного к стене края. Листок не сдвинулся с места, даже не шевельнулся.
— Как из железа. Не согнешь,- усмехнулся он.- Ну, а теперь взгляни сюда.
Он коснулся другого, более близкого края. Половина листка не оторвалась, а отпала, как срезанная бритвой, ровно и без зубцов.
Другая половина осталась в том же положении за невидимой гранью.
Алик молчал. Казалось, опыт с листком не произвел на него впечатления. Он думал о чем-то своем, вероятно более важном. Малыш, не дождавшись ответа, пожал плечами и еще раз молча обошел панели управления, потом сел, не глядя и смахнув на пол шахматы. На этот раз он собирать их не стал.
— Вся автоматика вышла из строя,-сказал он.-Все телеуправление. Полностью. Фактически ускорителя уже нет.- Он помолчал и добавил, уже не ища собеседника:- И еще: ни один электроприбор не работает. Тока нет, а лампочки светятся.
— Не вижу в этом противоречия,- сказал Алик.
— Свет без тока?
— Движение любой массы в кратчайшую, приближенную к нулю долю секунды, воспринимается нами в состоянии покоя. Все как бы остановилось, в том числе и свет. Но мы его видим.
— Твоя приближающаяся к нулю доля секунды уже приближается к единице.-алыш демонстративно похлопал по ручным часам у запястья.- Идут часики. Движутся.
— Но не там,- загадочно сказал Алик, кивнув в глубину зала.
— А где? В другом мире?
— В другом времени.
Малыш встал и подошел к пульту, где сидел Алик.
— Ты не спятил, случайно?
Вместо ответа Алик показал на небольшой циферблат, где стрелка чуть-чуть дрожала на втором от нуля делении. Малыш знал: нуль на этом счетчике скоростей обозначал скорость света, а деления- триллионные доли секунды. Но стрелка, обычно не доходившая до нуля на одно-два деления, теперь опередила его, обогнав необго-няемое. «Суб» превратился в «супер».
— Быстрее света,- почти благоговейно прошептал Малыш, что уже само по себе было для него необычно.- Значит, правда? Теперь будет найден не только Т7.