Все друзья делают это
Шрифт:
Надо было разуться, пройти следом за Никитой, предложить свою помощь, но, зацепившись взглядом за большое зеркало в красивой раме, я долго всматривалась в свое отражение.
Рыжая, кучерявая, со все еще красными от слез глазами, с кровавыми ногтями и размазанными остатками алой помады. В черном платье, обтягивающем, как презерватив. После увиденного на злополучной вечеринке в голову пришло именно это сравнение. Мило, что и сказать. А еще на высоченных черных каблуках, придающих походке загадочную шаткость.
Отличный образ! Долго гадать
Клоун.
Я видела клоуна!
Улыбнулась смешной пигалице, возомнившей, что встретила вторую половинку и что этой второй половинке на нее не начхать. Улыбка вышла довольно забавной и стала еще больше похоже на клоунскую.
А так?
Растянула губы во всю длину – о, прекрасно! Я бы такую страшилу выпустила зрителям на потеху.
А если попробовать так?
Рассмеялась – поначалу тихо и неуверенно, а потом как-то вошла во вкус. Недаром говорят, что смех заразителен. Ох, недаром! Взъерошив свои кудряшки, я громко расхохоталась.
– Анька! – почувствовала, как Никита трясет меня за плечи, кажется, слышала, что он говорил что-то еще, но не могла успокоиться.
Оказывается, быть клоуном – так забавно! Так весело! Так увлекательно! И я хохотала. До головокружения, до хрипа, до состояния пустоты. Хохотала и всхлипывала, сидя хоть и на полу, но в коконе из теплых знакомых рук.
– Анька, – слышался расстроенный шепот, но это было все, что дошло до моего сознания.
Устала, выдохлась, мне чудилось что-то неразборчивое, непонятное, на чужом для меня языке. Правда, ласковое, как майское солнышко. И такое… нежданное, что ли. Я качалась на карусели мужских объятий, пыталась и отдышаться, и одновременно все пояснить, а потом поняла, что говорить ничего не надо. Тому, кто рядом со мной, слова не нужны.
Он рядом.
А тот, другой…
Перед глазами мелькнула картинка, увиденная в комнате на вечеринке, – противно, неприятно, но меня это все не касалось – до того момента, как память услужливо вытащила из своих закромов расцарапанную обнаженную грудь светловолосого парня, а воображение подкинуло картинку, как именно и от кого он получил эти царапины.
– Не хочу, – подняла ладонь к глазам и с ненавистью уставилась на алые ногти, попыталась содрать ногтем, но свежий лак не поддался. – Не хочу…
– Так бы и сказала, а то устраиваешь «Шапито» на дому, отрываешь голодного мужчину от холодильника! – преувеличенно гневно возмутившись, Никита подхватил меня, поднял на ноги и заглянул в глаза. – Остаешься за хозяйку, понятно?
– С чего бы это?
– С того, что я так сказал.
Никита снова обул кроссовки, взял с полки ключи и уже был у двери, когда я вышла из странного оцепенения.
Конечно, я не раз бывала в его квартире, в том числе и с ночевкой, иногда даже задерживалась на целые выходные. Но оставаться одной на его территории мне сейчас не хотелось.
– Надолго? – потребовала точного ответа и сама от своего
Вышло, как будто ворчливая жена заставляет мужа отчитываться. И когда Никита обернулся и окинул меня насмешливым взглядом, поняла, что эта мысль посетила не только меня.
– Не думаю, – поначалу он хотел отмахнуться, а потом все же вспомнил о моем пунктике относительно точности. – Минут за десять управлюсь. А ты пока иди на кухню и…
Он взглянул на мои руки и передумал.
– Ничего не делай. Просто подожди меня.
– Это я запросто!
– Ловлю на слове, – подарив мне хитрый взгляд, он щелкнул замком, вышел за дверь, потом заглянул обратно и обронил странную фразу: – Не так-то это и просто, между прочим. Но я надеюсь, ты справишься.
Никита вернулся раньше, чем я успела придумать, что же может быть сложного в том, чтобы дождаться его возвращения. К тому же уложился он максимум в пять минут, я только и успела что разуться, как следует умыться и занять на кухне плетеный стул на углу столика.
– Это было легко! – отчиталась я, заметив его у входа в кухню.
– Это да, – согласился он и положил передо мной плитку моего любимого шоколада. – Только после ужина, чтобы аппетит не испортить.
– Разве можно испортить аппетит шоколадом? – возмутилась я абсурдному предположению, но, взяв в руки сладость, лишь жадно вдохнула его запах и взглянула на друга. – Ты знаешь, что я тебя обожаю?
– Мне этого мало, – усмехнулся тот и распахнул окно – не за моей спиной, а в другом углу, возле плиты и, сверившись с часами, постановил: – У тебя двадцать минут. А я пока пожарю картошку.
– Двадцать минут для чего? – не поняла я.
И тогда он достал из заднего кармана джинсов и поставил передо мной на стол набор ватных дисков и жидкость для снятия лака.
– Никит… – выдохнула я потрясенно и бросилась его обнимать. – Спасибо! Вот знаешь, знаешь… Это вот единственный сюрприз от тебя, который мне пришелся по вкусу!
– Н-да, Анька, – хмыкнул Никита, уворачиваясь и морща нос от запаха моих ногтей с ацетоном. – Со вкусом у тебя еще с детства проблемы. Но ничего, я над этим неустанно работаю.
Пока я удаляла лак, лучший друг приготовил невероятную вкусноту: жареную картошку, овощной салат и дольки красных помидоров с тертым желтеньким сыром.
– Расслабимся, – поставил на стол бутылку красного вина, выждал, пока я рассмотрю этикетку и производителя, и наполнил бокалы.
Мы почти ни о чем не говорили: Никита проголодался, я ела вяло, но увлеклась обалденным вином, позволив себе два бокала. А потом шоколад. А потом, кажется, было еще вино с шоколадом. А потом Никите кто-то позвонил, он вышел, но по его раздраженному приглушенному голосу из гостиной я догадалась, что звонит его новая пассия. Хочет прийти, а он не соглашается. И злится. Сначала просто сказал, что занят, а потом уже жестко – что если она не понимает, то да, занят он для нее. И с этой минуты не только на этот вечер.