Все хроники Дюны (авторский сборник)
Шрифт:
Небо цвета спелой пшеницы накрывало ландшафт, окрашенный в серовато-зеленый цвет, обычный для полудня в этих широтах.
Тело обнаружил несколько часов назад низко летящий курьер, чьи приборы засекли слабые следы воды там, где ее не могло быть. Он вызвал экспертов, и те установили, что это была женщина примерно двадцати лет, Свободная, пристрастившаяся к семуте, и что она умерла здесь, в пустыне, от яда тлейлакского происхождения.
Смерть в пустыне — достаточно обычное дело. Но Свободная, пристрастившаяся к семуте, — это такая редкость, что Пол послал сестру осмотреть место с помощью приемов, которым научила ее мать.
Алия чувствовала, что ничего не узнала. Ее присутствие лишь набросило дополнительный ореол загадочности на это и без того загадочное происшествие. Она услышала шаги гхолы по песку и взглянула на него. Его внимание немедленно переместилось на парящие над их головами топтеры. «Бойся Союза, приносящего дары», — подумала она.
Погребальный топтер и ее собственная машина стояли на песке у скалистого уступа за гхолой. Алии захотелось побыстрее улететь отсюда.
Но Пол считал, что она заметит нечто такое, что пропустили остальные. Она изнемогала в своем стилсьюте, который казался удивительно непривычным после многих месяцев городской жизни. Она рассматривала гхолу в надежде, что тот знает что-нибудь важное об этой смерти. Из-под капюшона его стилсьюта выбился клок черных волос. Ей захотелось поправить эти волосы.
И как будто привлеченные этим ее побуждением, его серые металлические глаза обратились на нее. Она вздрогнула и с трудом отвела свой взгляд. Женщина-Свободная умерла здесь от яда, называемого «врата ада». Свободная, употреблявшая семуту.
Теперь и Алия разделяла беспокойство Попа.
Погребальные служители терпеливо ждали. В теле оставалось совсем мало воды, и им не было нужды торопиться. Всем казалось, что Алия таинственным способом читает правду, заключенную в этих останках.
Но никакой правды она не видела.
Лишь слабый гнев шевельнулся в ней при этих очевидных мыслях служителей. Эти мысли — продукт проклятой религиозной мистики. Она и ее брат не имели права быть просто людьми. Они должны были быть чем-то большим. Бене Джессерит позаботились об этом, манипулируя наследственностью Атридесов. Ее мать тоже внесла свой вклад, направив их на путь колдовства.
А Пол увековечил это различие.
Преподобные Матери, заключенные в памяти Алии, беспокойно шевелились, внушая ей: «Спокойно, малышка! Ты то, что ты есть. У тебя есть компенсация».
"Компенсация!?
Жестом она подозвала гхолу.
Тот подошел и остановился около нее, внимательный и терпеливый.
— Что ты видишь в этом? — спросила она.
— Мы, возможно, никогда не узнаем, кем была умершая, — сказал он.
– Голова, зубы исчезли. Руки… Маловероятно, чтобы сохранилась ее генетическая запись, с которой можно было бы сравнить клетки.
— Яд тлейлаксу, — сказала она. — Что ты об этом думаешь?
— Многие пользуются таким ядом.
— Верно. И это тело слишком разложилось, чтобы его можно было восстановить, как твое.
— Даже если доверить это дело тлейлаксу, — добавил он.
Она кивнула и встала.
— Отвезешь меня в город.
Когда они были в воздухе и направились на север, она сказала:
— Ты управляешь точно так же, как это делал Данкан Айдахо.
Он задумчиво посмотрел на нее.
— Мне уже говорили об этом.
— О чем ты думаешь сейчас?
— О многом.
— Не уклоняйся от вопроса, черт возьми!
— От какого вопроса?
Она посмотрела на него в удивлении.
Он встретил ее взгляд и пожал плечами. «Жест Данкана Айдахо», подумала она. Хрипло и напористо Алия сказала:
— Я только хотела проверить твою реакцию на свой голос. Меня беспокоит смерть этой молодой женщины.
— Я думал не об этом.
— О чем же?
— О странном чувстве, которое я испытываю, когда люди говорят о том, кем я мог быть.
— Мог быть?
— Тлейлаксу чертовски умны.
— Не слишком. Ты был Данканом Айдахо.
— Вероятно. Таков их прямой расчет.
— Значит, у тебя есть эмоции?
— В известной мере. Я чувствую нетерпение, беспокойство. Иногда мне приходится сдерживать себя, чтобы не задрожать. У меня бывают… вспышки воображения.
— Что именно?
— Слишком быстро, чтобы распознать. Вспышки… спазмы… почти воспоминания.
— Тебе интересны такие воспоминания?
— Конечно. Любопытство подталкивает меня вперед, к людям, но я движусь с большой неохотой. Я думаю: «А что, если я не тот, кем они меня считают?» Эта мысль мне не нравится.
— И это все, о чем ты думаешь?
— Вам лучше известно, Алия.
Как он смеет звать ее по имени! Она чувствовала, как в ней вспыхивает гнев и тут же угасает от звуков его голоса: негромкие полутона, мужская уверенность. Уголок ее рта дернулся. Она стиснула зубы.
— Это не Эль Куде — там, внизу? — спросил он, наклоняя крылья, чем вызвал легкую панику в их эскорте.
Она взглянула вниз, на тень их топтера, передвигающуюся по мысу над тропой Харг. Здесь, под утесом и скальной пирамидой покоится череп ее отца.
— Эль Куде — это святое место, — сказала она.
— Мне нужно как-нибудь посетить его, — сказал он. — Поклонение останкам вашего отца может вызвать во мне воспоминания, которые я смогу удержать.
Она неожиданно поняла, как сильна в нем потребность узнать, кто он такой. Это было его главным стремлением. Она оглянулась на скалы, на утес, уходящий своим наклонным основанием в море песка. Гвоздичного цвета скалы поднимались из дюн, как корабли, борющиеся с волнами.
— Поверни назад, — сказала она.