Все хроники Дюны (авторский сборник)
Шрифт:
Лито сказал однажды, что его память подобна «внутренней голографии, расширяющейся в размерах и подробностях с первоначального шока пробуждения, но никогда не меняющаяся ни в форме, ни в очертаниях». Впервые, наблюдая за Ганимой и леди Джессикой, Стилгар начал понимать, что это, должно быть, такое — жить в цепляющейся паутине воспоминаний, не в силах ни покинуть се, ни найти изолированное прибежище для собственного ума. Столкнувшись с такой обусловленностью, человек должен интегрировать сумасшествие, отбирать и отвергать среди множества предложений, по системе, где ответы меняются так же быстро, как и вопросы. Не могло быть закрепленной традиции. Не могло быть абсолютных ответов на вопросы о двух сторонах. Что подходит? То, что не подходит. Что не подходит? То, что подходит. Ему пришел на ум образец этому, старая игра Свободных в загадки. Вопрос: «Что несет смерть и жизнь?» Ответ: «Ветер Кориолиса».
«Почему Лито хочет, чтобы я это понял?» — спросил себя Стилгар. Осторожно зондируя, Стилгар понял, что близнецы разделяют общий взгляд на свою несхожесть с другими: думают об этом как о несчастье. «Для таких проход по каналу рождения должен быть изматывающим», — подумал он. Неведение ослабляет потрясение от некоторых переживаний, но они-то ведь не будут пребывать в неведении насчет момента рождения. Столкнешься с непрестанной войной с сомнениями. Будешь обижаться на свое несходство с остальными. Приятно дать почувствовать другим хотя бы вкус этого отличия. «Почему я?» — вот что будет твоим первым вопросом без ответа.
«А я о чем себя спрашиваю? — подумал Стилгар. Кислая улыбка тронула его губы. — Почему я??
По-новому видя теперь близнецов, он уяснил себе, почему они так бесшабашно рискуют своими незрелыми телами. Ганима однажды сказала ему как отрезала — когда он бранил ее за то, что она полезла по западной круче к вершине над съетчем Табр: «Почему я должна бояться смерти? Я уже побывала в ней — много раз».
«Да как я осмеливаюсь учить таких детей? — подивился Стилгар. — Как кто-либо посмеет??
Как ни странно, мысли Джессики развивались в схожем русле, когда она беседовала со своей внучкой. Она думала о том, как должно быть трудно жить со зрелым умом в незрелом теле. Тело должно еще только научиться тому, что ум уже познал и умеет — идет подгонка реакций и рефлексов. Пусть доступен им древний комплекс Бене Джессерит прана-бинду, но даже и тут их ум обгонит тело. Гурни будет чрезвычайно трудно выполнить ее распоряжения.
— Вон Стилгар — наблюдает за нами из той ниши, — сказала Ганима.
Джессика не обернулась. Но ее поразило то, что расслышала она в голосе Ганимы. Ганима любит старого Свободного любовью детей к родителям. Даже когда она говорит о нем небрежно или поддразнивает его, она его любит. Осознание этого заставило Джессику увидеть старого наиба в новом свете — внезапно оформившееся в ясную форму понимание открыло ей, что общего у Стилгара и близнецов. Новый Арракис не очень-то устраивает Стилгара, поняла Джессика. И не больше этот новый мир устраивает ее внуков. Незваная и непрошеная, всплыла в мозгу Джессики старая присказка Бене Джессерит: «Заподозрить, что ты смертен, есть начало ужаса; неопровержимо уяснить, что ты смертен — познать окончание ужаса».
Да, смерть не станет тяжелым ярмом для Стилгара и близнецов, но жизнь их — это медленное пламя. Все они находят свой мир плохо подходящим и жаждут иных путей, где познание изменений не сулит угрозы. Они — дети Абрахама, большему научившиеся от парящего над пустыней ястреба, чем из любой писаной книги.
Лито поразил Джессику не далее, как сегодня утром, когда они стояли у струящегося над съетчем канала.
— Вода — как капкан для нас, бабушка, — сказал он. — Лучше бы нам жить далекой отсюда пылью, потому что тогда ветер мог бы вознести нас выше высочайших круч Защитной стены.
Хоть Джессике и не впервой было встречаться со зрелостью, находившей себе окольный путь через уста этих детей, при этом замечании она смешалась, хоть и сумела проговорить:
— Такое мог бы сказать твой отец.
А Лито, подбросив в воздух горсть песка и, наблюдая за падением песчинок, ответил:
— Да, мог бы. Но мой отец не учитывал в то время, как быстро вода заставляет все возвращаться в ту землю, из которой она выходит.
И сейчас, стоя в съетче рядом с Ганимой, Джессика заново пережила шок, испытанный ею при этих словах. Она обернулась, взглянула на плавно текущую толпу, скользнула острым взглядом по затененным очертаниям Стилгара в нише. Стилгар — не из ручных Свободных, обученных лишь таскать веточки для гнезда. Он до сих пор ястреб. Думая о красном цвете, он думает не о цветах, а о крови.
— Ты внезапно так притихла, — сказала Ганима. — Что-нибудь не так?
Джессика покачала головой.
— Всего лишь то, что Лито сказал мне нынче утром.
— Когда вы ходили на посадки? Что он сказал?
Джессика подумала о занятном выражении взрослой мудрости, появившейся утром на лице Лито. Точно такое же выражение приобрело сейчас лицо Ганимы. — Он припоминал то время, когда Гурни от контрабандистов вернулся под знамена Арракиса, — ответила Джессика.
— Значит, вы говорили о Стилгаре, — сказала Ганима.
Джессика не спросила, откуда такое прозрение. Близнецы, казалось, способны были по собственному желанию воспроизводить ход мыслей друг друга.
— Да, говорили, — ответила Джессика. — Стилгару не нравится, как Гурни величает Лито, но присутствие Гурни принуждает и всех Свободных к уважению Гурни постоянно говорит: «Мой Герцог…?
— Понимаю, — заметила Ганима. — И, конечно, Лито указал, что ОН еще не Герцог Стилгара.
— Верно.
— Ты, конечно, знаешь, что Лито с тобой делал, — сказала Ганима.
— Не уверена, что знаю, — призналась Джессика, и это признание показалось ей особенно неловким, потому что ей и в голову не приходило, будто в поведении Лито с ней было что то умышленное.
— Он старался вызвать тебя на воспоминания о нашем отце, — сказала Ганима. — Лито всегда жаждет узнать нашего отца с точек зрения других людей, его знавших.
— Но… Разве у Лито нет…
— О да, он может вслушиваться во ВНУТРЕННЮЮ ЖИЗНЬ. Разумеются. Но это не то же самое. Вы, конечно, говорили о нем. О нашем отце, я имею в виду. Вы говорили о нем как о своем сыне.