Все и немного больше
Шрифт:
Когда музыканты заиграли «И шепчет каждая вещь о тебе», Линк встал из-за столика.
— Потанцуем? — спросил он.
Они дошли до пустынной, отполированной множеством ног площадки, и Линк обнял Мэрилин за талию. Руки его слегка дрожали. Мэрилин закрыла глаза. Они медленно поплыли под томные звуки, чутко отдаваясь ритму блюза.
Напомнил о тебе весенний ветер…
Твой номер наберу, но кто ответит?
Чуть в
Но грезишься всюду ты,
И шепчет каждая вещь о тебе.
Мэрилин не знала, то ли она стала подпевать вслух своим несильным, хрипловатым голосом, то ли слова блюза, музыка и трепетные пальцы Линка стали частью ее.
— Мэрилин, знаете, что говорят о парах, которые хорошо танцуют? — шепнул он ей на ухо.
— Что?
— Скажу вам позже.
Музыка смолкла, и они отстранились друг от друга, но не разомкнули рук.
Высокий узкоплечий армейский капитан, принявший, очевидно, уже основательную дозу спиртного, затарабанил по столу.
— Еще, еще для морского лейтенанта и его сногсшибательной девочки.
Оркестр снова заиграл «И шепчет каждая вещь о тебе», Линк и Мэрилин снова поплыли в танце.
Ударник подошел к микрофону.
— Пока что все на этом, народ, — объявил он. — Нам нужно немного передохнуть.
Подводя Мэрилин к столику, Линк сказал:
— У вас не появится никаких подспудных мыслей, если я предложу вам уйти отсюда?
— Почему у меня должны появиться такие мысли?
— Верно. — Он посмотрел на ручные часы. — Скоро десять. Десять тридцать — это так важно для вашей матери.
— Это время окончания школьных вечеров.
— Вы боитесь ее?
— Нет. Просто она так много работает ради нас, и мне не хочется ей противоречить.
— Вы очень мягкая, деликатная девушка, Мэрилин. Мне страшно за вас.
— Почему?
— Правило Ферно. Мягкие и деликатные наследуют землю, потому что их втаптывают в нее.
— Вот как! — радостно произнесла она.
— Это основной закон жизни.
Туман на улице стал еще гуще, и мерцающие в дымке уличные огни вдоль всего бульвара напоминали большие, таинственные, сказочные маргаритки. Линк резко повернул на запад, и Мэрилин, не удержавшись на сиденье, невольно прижалась к нему, он положил ей на плечо руку.
— Еще одно несоответствие, — сказал он, когда они ехали в потоке машин вдоль Мокамбо. — Вы кажетесь старше.
Это была судьба, это был рок, это была ее карма, и она призналась.
— Я и есть старше.
— Старая душой, как говорят русские.
— Нет… Мне восемнадцать. — Лишь легкое замирание сердца да едва заметная хрипотца в голосе — вот и вся реакция на то, что секрет, который она держала в строгой тайне в течение двух лет, перестал быть секретом.
— Повторите, сколько?
— Мне исполнилось восемнадцать в августе.
Он отпустил ее плечо и сжал ручку переключения передач. Они остановились у светофора.
— А вы что — болели в детстве?
— Нет. После смерти отца у моей матери родилась идея, что я должна пробиться в кино — я всегда играла в школьных спектаклях. Она решила, что, если мы переедем в Беверли Хиллз, меня заметят… Вы ведь знаете, сколько детей кинознаменитостей учится в здешней средней школе. — Она вспомнила, что отец Линка — сам легендарный Джошуа Ферно, который не только написал сценарии фильмов, имевших сногсшибательный успех, но и поставил некоторые из них, и покраснела, радуясь, что в темноте этого не было видно. — Мне было почти семнадцать, но мама решила, что у меня появится больше шансов, если я начну в качестве новичка.
Линк ничего не сказал, и они ехали в молчании до остановки у Дохени-драйв.
Почему вы не избрали обычный путь? — спросил он. — Не попробовали поступить в студию?
— Мама считает, что это слишком банальный способ.
— Банальный, верно.
— И к тому же он вряд ли сработает.
— Тоже верно.
Тон его реплик был, пожалуй, агрессивный, однако, к своему удивлению, она не раскаивалась в том, что сказала правду.
— Пожалуйста, не будьте таким, — попросила она.
— Я просто восхищен этим… Гениальностью всего… В один прекрасный день Дэррил Занук или Джесс Ласки — а может, это будет Джошуа Ферно? — придет посмотреть на свое любимое чадо и вдруг прямо тут же, на сцене, увидит перезревшую малышку Мэрилин Уэйс.
Она сцепила задрожавшие пальцы.
— Что?
— Будут еще признания? Например, что ты по совместительству еще и девушка, работающая по вызову.
— Ой, Линк, — выдохнула она.
— Стыд. — Он резко засмеялся. — Дело наверняка ускорится, если я просто предложу тебе несколько долларов, а не буду ходить вокруг да около.
— Я никогда никому не говорила об этом, — сказала Мэрилин.
— Я не осуждаю тебя. Некоторые из детей, например Би-Джей, использовали бы такую возможность.
Она откинулась на обитую плюшем спинку сиденья.
— Я никому не причинила вреда, — сказала она.
— Простейший случай надувательства и обмана, ваша честь.
Он проскочил мимо большого поля и повернул в сторону Ардена. На подъезде к смутно различимым в тумане домам он подал звуковой сигнал. Какое-то животное — Мэрилин не поняла, была то собака или кошка — вынырнуло из тумана и бросилось наперерез машине.
Линк резко нажал на тормоз. Взвизгнули шины. Мэрилин вскрикнула, ее бросило вперед, и она уперлась рукой в приборную доску. Справившись с управлением, Линк подъехал к большим пальмам и заглушил мотор.
— Ты не ушиблась, Мэрилин?
— Нет, все обошлось.
Однако она еще не могла успокоить дыхание.
Он мгновенно заключил ее в объятия. Это произошло вовсе не потому, что он хотел успокоить ее. Это было продолжением его невероятного, бьющего через край первобытного естества. Он целовал ее, погружая язык в рот, от него пахло виски. Он расстегнул ее пальто, его рука мяла ее груди, а она, все еще не оправившись от шока, уперлась обеими руками в белую форму, пытаясь оттолкнуть его.