Всё имеет свою цену
Шрифт:
– К сожалению, да, однако были также и отдельные обстоятельства, которые не укладывались в нашу схему. Во-первых, мы не могли понять, почему отпечатки пальцев отца жертвы остались на пакете, хотя на скотче их найдено не было. Кроме того, данные, снятые со спидометра фургона, свидетельствовали, что в день гибели Катерины Томсен он не мог быть в районе Стевнс Клинт, и, таким образом, нам так и не удалось установить, каким транспортным средством воспользовался обвиняемый, поскольку второй принадлежавший семье автомобиль в то время находился в Ютландии. Далее, мы не могли понять, зачем он обрезал ей ногти. Ногти у девушки не были длинными, и, согласно показаниям жены, отец семейства никогда по поводу них не высказывался.
Сидевший на первом ряду полицейский прервал его:
– Ты раньше вроде бы говорил, что в 1983 году он сидел за контрабанду наркотиков?
– Верно; если мне не изменяет память, амфетамина и кокаина.
– Стало быть, он занимался преступной деятельностью. И как это вяжется с его принадлежностью к Свидетелям Иеговы? Довольно-таки странное сочетание, не находите?
– В юности он работал шофером-дальнобойщиком и был дважды судим – оба раза за контрабанду наркотиков. Затем он встретил свою будущую супругу и, по собственным словам, обрел спасение. После того, как в 1986 году они поженились, нет никаких данных о его криминальной деятельности.
– Что-то мне непонятно по поводу возраста Катерины Томсен. По-моему, он не вполне сходится со временем женитьбы родителей.
– Катерина являлась его дочерью от первого брака, а Ингрид Томсен удочерила ее, выйдя замуж за Карла Хеннинга. Родная мать Катерины погибла в автомобильной аварии, когда девочка была еще совсем маленькой. Однако я вовсе не обещал вам воспроизводить все детали того дела. Обо всем этом вы можете прочесть самостоятельно. – О’кей, просто мне стал любопытно.
Конрад Симонсен едва заметно улыбнулся.
– Не самое худшее качество в нашей работе. Однако вернемся к Карлу Хеннингу Томсену. Оба значимые обстоятельства, говорившие в пользу его невиновности, к сожалению, не подтверждались никакими фактами, и в то же время, как вы уже слышали, у нас было полно конкретного материала, чтобы привязать его к убийству. Чего нам недоставало в первую очередь, так это мотива, хотя у Катерины Томсен и была тщательно скрываемая от родителей тайна: у нее возникли определенные отношения – вероятно, их скорее всего можно было бы определить как своего рода платонически-лесбийские, – с некой женщиной, о существовании которой мы знали определенно, однако так и не смогли ее отыскать. Мы считали, что дочь могла поставить папашу в известность о данном обстоятельстве, после чего он в приступе религиозного гнева убил ее; однако все это было недостоверно и строилось лишь на предположениях, тем более что многие события, в частности по времени, не укладывались в данную схему. Согласно другой версии, учеба дочери противоречила исповедуемой семьей религии – Свидетели Иеговы не верят в образование, – но и такой мотив был, мягко говоря, сомнительным. Второе обстоятельство, говорившее в пользу того, что отец не является убийцей, было еще более неконкретным, чем первое, тем не менее вы как профессионалы должны признать, что его также нельзя сбрасывать со счетов. Несмотря на то, что Карл Хеннинг Томсен пребывал в глубоком отчаянии, он постоянно продолжал заявлять о своей невиновности. Не скажу точно, в течение скольких часов в общей сложности его допрашивали, – знаю только, что довольно долго, – но ни разу за все это время он не допустил никаких внешних проявлений того, что именно он убил дочь. Несмотря на все расставляемые ему ловушки и приводившиеся неоспоримые улики. Мой тогдашний шеф Каспер Планк долго считал, что мы, по всей видимости, ошибаемся на его счет, однако, к несчастью, впоследствии мне удалось его переубедить. На его стороне были логические рассуждения, на моей – сильные аргументы, и в конечном итоге моя линия взяла верх. К сожалению, таково было положение дел, и в течение последних нескольких
К собственному удивлению главный инспектор произнес последние фразы без малейшей заминки. Внезапно ему пришла в голову мысль, что, по-видимому, он был слишком уж высокого мнения о себе – эгоистичный шут, не выносящий собственных ошибок, которого гораздо больше заботят собственные рефлексии, нежели судьбы тех, кто стал жертвой его неумелых действий.
– Может, сделаем перерыв? – спросил Арне Педерсен.
Конрад Симонсен с растерянным видом посмотрел на подчиненного.
– Прости, что ты сказал?
– Я говорю, может, мы прервемся ненадолго?
– Да, сейчас, я скоро уже заканчиваю. Последний акт трагедии разыгрался, когда мы выдвинули против Карла Хеннинга Томсена обвинение в убийстве собственной дочери. Во время судебного разбирательства у обвиняемого произошел нервный срыв, и его на «скорой помощи» отвезли в Государственную больницу, где, несмотря на бдительный присмотр, ему удалось выброситься из окна восьмого этажа. Случилось это в октябре 1998 года. Дело, таким образом, было закрыто и сдано в архив. Тем не менее двумя годами позже оно получило своего рода продолжение. Во время перестройки здания в прежней квартире Катерины Томсен было найдено ультрасовременное подслушивающее устройство. Непонятно было, имеет ли оно какое-либо отношение к убийству, да и выяснять это, признаться, тогда особо не стали. У кого-либо есть какие-нибудь вопросы или комментарии?
Взгляд главного инспектора медленно скользил по лицам присутствующих, которые один за другим отрицательно качали головой: ни у кого никаких замечаний не было.
– Тогда – перерыв, а затем я передам слово Арне Педерсену.
Сказав это, Конрад Симонсен наклонился к коллеге:
– Надеюсь, все в порядке? Графиня сказала, что ты не против.
– Все о’кей. Разумеется, я могу продолжить, особенно теперь, когда нет никаких посторонних.
– Я просто-напросто выдохся. А за последние недели мне пришлось научиться прислушиваться к своему организму.
– Не нужно мне ничего объяснять.
– Слушай, а это прозвучало не слишком выспренно… ну, с отцом и моей собственной ролью в деле?
– Все было предельно откровенно, и если ты полагаешь, что это касается лишь тебя одного, то должен сказать, ты ошибаешься. Не знаю, обратил ли ты на это внимание, но нас здесь шестнадцать вместо девятнадцати. Трое коллег, которые, как и ты, принимали участие в расследовании убийства в Стевнс Клинт, вынуждены были уйти домой – попросту не вынесли внезапно обрушившегося на них груза вины. Даже Поуль Троульсен пошел проветриться – ему также не по себе.
– Когда я выговорился, мне вроде даже полегчало. Как будто преодолел какое-то препятствие. Вечером мне опять предстоит подобная процедура, но ничего, думаю, справлюсь. Правда, чувствую я себя таким измотанным, будто мне добрых девяносто лет.
– А чему тут удивляться? Другим, уверяю тебя, тоже не легче.
– Да, понимаю, и в свете этого тем более здорово, что ты согласился меня заменить. А я тем временем отправлюсь на часок, а то и на полтора в одно укромное местечко, где есть небольшой диванчик…
Арне Педерсен улыбнулся:
– Что касается дивана в укромном местечке, то я прекрасно знаю, где он находится, равно, впрочем, как и многие другие – так что смотри, как бы он не был занят. Кстати, тебя разбудить?
– Как хочешь – вообще-то, я поставлю будильник на мобильном телефоне. Однако в любом случае спасибо за предложение. Я так понимаю, что для начала ты расскажешь, как выглядела эта DYE-5, а затем распределишь всех работников станции, согласно предоставленному нам американцами списку, между нашими сотрудниками. – Все так и сделаю.