Все имена птиц. Хроники неизвестных времен
Шрифт:
– К лучшему? – с надеждой спросила Розка.
– Не скажу, что к лучшему. Просто перемена. А вот настоящее у тебя ну…
– Ну?
– Малые деньги, веселая компания и еще…
Она задумалась, на гладком лбу легла горизонтальная морщинка.
– Хлопоты. Напрасные хлопоты… Это что-то с казенным домом связано. И малые деньги, и веселая компания.
Откуда тут веселая компания, удивилась Розка. Катюша, что ли, веселая компания?
– На сердце у тебя… ну есть у тебя трефовый король, немолодой, но веселый, не очень богатый,
Она вопросительно взглянула на Розку.
– Ну… – Розка прикусила губу. – Художник…
– Ты с ним, лапушка, не водись, – ласково пропела Катюша. – У него таких, как ты… он их голыми пишет. И тебя голой пишет, да, лапушка?
– Не-а, – сказала Розка, красная до ушей.
Откуда она знает? Или это потому, что режимная контора? За ней, Розкой, кто-то исподтишка следит, а Катюша знает… Чтобы она, Розка, не выдала страшные секреты зарубежной разведке, которой не спится.
– Ну не пишет, а завтра предложит. Давай, скажет, я тебя напишу… голенькой, ну…
– Ню, – выдавила Розка.
– А ты не соглашайся, лапушка. Он тебя обманет. Вот ты злишься на меня, я же вижу, злишься, а я тебе хорошего хочу. Еще один есть, он бубновый. Молодой. Только не выйдет у тебя с ним. И не надейся.
Розка искоса взглянула на Катюшу. Кудряшки у Катюши прилипли ко лбу, на щеках горели два круглых пятна, голубые глаза подернулись слезой.
– Это гадание, – сказала она сквозь зубы, – ерунда какая-то.
– И художник ерунда? – дружелюбно уточнила Катюша. – Вон как покраснела-то.
Розка почувствовала, что краснеет дальше, совсем уж неудержимо. И чего, спрашивается.
– Ладно, – смилостивилась Катюша. – Давай на будущее посмотрим. Вот это у нас что? Это…
Она замолчала.
Розка вытянула шею, заглядывая в карты.
Два туза. Пиковый и трефовый. Это же хорошо, что тузы, подумала Розка, что-то большое и важное.
У Катюши глаза были совсем пустые, розовая губа прикушена; как автомат, она смешала карты и начала раскладывать опять.
– А что… – спросила Розка, но Катюша не слушала.
Она выкладывала карты быстро и бесшумно, картонные прямоугольнички мелькали в воздухе, Розка не успевала смотреть. Катюша при этом стеклянно глядела перед собой, в окне переливался и торжествующе трубил солнечный осенний день.
Наконец карты легли вновь, причудливой розеткой, наподобие бабушкиного пасьянса «Гробница Наполеона». Розка заглянула в них, но ничего не поняла, а Катюша, напротив, водила по атласной поверхности пальчиком с облупившимся розовым маникюром и что-то шептала.
– А? – снова шепотом произнесла Розка. Ей сделалось страшно, словно ни с того ни с сего заговорила кошка. В углу в паутине дергалась некстати проснувшаяся муха.
– Добрый день. – Петрищенко сняла плащик, и Розка увидела, что у нее опять из-под юбки торчит комбинация. И чулок перекручен. – Катюша, чем вы тут занимаетесь?
– Да так. – Катюша ловкими пухлыми руками смешала карты.
– Опять? Я же просила, Катюша…
– Она сама, – сказала Катюша и в упор поглядела на Розку.
Розка издала неопределенный звук.
– Сама попросила карты разложить? Роза, ты просила?
Розка уставилась в пол. Скажешь «нет», получится, будто она доносчица какая-то. Розка еще со школы усвоила, что ябедничать нехорошо. Но вот, она старалась вести себя честно, а Катюша играла не по правилам, нечестно, и ничего, получалось – все преимущества на стороне Катюши.
– Чтобы этого больше не было, – сказала Петрищенко и решительным мужским шагом прошла в кабинет.
Сказать Катюше, что нехорошо же так? – мучилась про себя Розка. Или сделать вид, что вообще ничего не было?
Она еще немного помялась у Катюши за плечом, но та сложила карты стопочкой и убрала в стол.
– Все, – сказала Катюша весело. – Сеанс окончен. А ты бы, золотко, окно помыла. Пока вон погода золотая стоит. Помыть и на зиму заклеить. А то скоро холода, и с моря дует, аж спину ломит.
– Не буду, – сказала Розка сквозь зубы.
– Это почему? – весело удивилась Катюша.
– Я не уборщица, – выпалила Розка, чувствуя, как ее заливает краска.
– А кто же ты? – подняла бровки Катюша.
– Я… переводчик!
– Тоже мне переводчик. – Катюша порылась в ящике и достала розовое вязанье. – Тебя зачем, думаешь, взяли? Тебя взяли место придержать. Регинка в декрет ушла, вот тебя и взяли. И скажи спасибо, лапочка, сюда так просто не берут.
– Катюша, – раздался из-за двери голос Петрищенко, – подойди сюда, пожалуйста!
– Сичас, Елена Сергевна! – сладко пропела Катюша и пухлым боком стала выбираться из-за стола.
Розка поймала себя на том, что так и стоит, приоткрыв рот. Она с лязгом свела зубы и уселась на рабочее место. «Ятрань» под чехлом уже начала подергиваться пылью. Розка провела по ней рукой, но «Ятрань» не отозвалась, словно спала или умерла. И Розке вдруг стало тоскливо и одиноко, словно, кроме нее, больше никого-никого не было в этом страшном и пустом мире.
Она оглядела комнату. Муха в паутине билась и жужжала. Розка встала и, вытянувшись на цыпочки, оборвала паутину ребром ладони. Потом натянула зелененькое пальто и вышла.
Короткая тень плясала перед Розкой, билась круглой головой о выбоины асфальта, свет расплывался в глазах и играл на ресницах, и знаменитая лестница, росшая в небо, тоже расплывалась и плясала в синем веселом воздухе.
На бульваре она купила сливочный пломбир в вафельном стаканчике и, чтобы хотя бы немного развеселиться, яростно вонзила в него зубы. Зубы тут же заломило. Она заглотнула крупный кусок мороженого и шмыгнула носом.
На скамейках сидели довольные девки с колясками, старушки в сдвинутых набок мохеровых шапках кормили голубей, никому не было дела до нее, Розки.