Все имена птиц. Хроники неизвестных времен

Галина Мария Семеновна

Он высыпал хлебные крошки в воду, и вокруг них тут же сгрудилась стая мелких рыбок. Еще одна рыба выпрыгнула из воды и плюхнулась обратно, он лишь успел заметить что-то влажно блеснувшее на солнце да расходящиеся круги по воде.

Просека превратилась в тропу, правда широкую, которая шла между двумя земляными горбами, поросшими мхом и бледными грибами, внушавшими недоверие. Кустарник здесь рос густой и колючий, а листья на нем – частью желтоватые. Вдобавок яркий солнечный свет сделался каким-то приглушенным, словно пробивался

сюда сквозь дополнительный слой воздуха. Он взглянул на часы: половина пятого. Это его удивило, он полагал, что с тех пор, как он вышел из Болязубов, прошло часа два, не больше. Интересно, что они танцуют в сельском клубе?

Тропа сворачивала вправо, он поправил лямки рюкзака и прикинул, сколько еще идти до Малой Глуши, он надеялся, что выйдет к ней до заката, но если нет, будут проблемы. На карте все было немножко по-другому – Болязубы там были сдвинуты к югу, Головянка – к западу, а Малой Глуши вообще не было. Карты нарочно выпускают с ошибками, чтобы запутать вероятного противника, это он знал. В то время как у вероятного противника давным-давно уже спутниковые карты.

За поворотом шевельнулись кусты.

На какой-то миг ему стало жутко. Страх был таким же древним, как обострившееся чувство голода, он шел из тех времен, когда человек в мире был голым и беззащитным. Он очень четко осознал, что в руках у него ничего нет, ни ножа, ни даже палки.

Это самый обычный лес, уговаривал он себя. В нем даже волков нет. Вообще нет крупных хищных зверей.

Косули. Может быть, лоси. Но они, кажется, не нападают.

На пне у тропинки кто-то сидел, смутная фигура, полускрытая кустарником и почти невидимая в тени. У ног стоял синий в красную клеточку чемодан.

– Инна? – сказал он. – Что вы тут делаете?

– А вы? – тут же спросила она.

Она была в ситцевом халате с цветочками, из-под халата пузырились на коленях линялые тренировочные штаны; местные тетки так одевались, и оттого даже ее лицо стало более грубым, деревенским. На ногах – сбитые кеды и толстые шерстяные носки. Только чемодан был тот же.

Он сказал:

– Ну, предположим, гуляю.

– Ну и я гуляю, – сказала она с некоторым вызовом в голосе.

– С чемоданом?

– Не ваше дело.

Он несколько раз вздохнул; от избытка кислорода голова кружилась. Свет, который сосны пропускали сквозь иглы, сделался красноватым.

– Если бы вы с самого начала сказали мне, что идете в Малую Глушу…

– То что?

– Я помог бы вам нести чемодан.

– Нельзя помогать, – сказала она шепотом.

Он пожал плечами:

– Ну ладно. Я тогда посижу. Покурю.

После озера комары так и не появились, он это только сейчас сообразил.

Он скинул рюкзак, вытащил из него куртку и расстелил на хвойной подстилке. Все равно куртка понадобится, подумал он, поскольку начинало холодать.

Молчание затянулось, потом она сказала:

– Как вам Пал Палыч?

– Забавный старик, – ответил он.

Огонек сигареты сделался ясно виден, подтверждая тем самым, что наступили сумерки. Меж стволами сосен сгущался туман, дым сигареты вливался в него и становился частью тумана.

– Лебедев меня угостил огурцами, их Анна Васильевна сама солила. Только я их съел. На озере.

– Это Лебедев сам солит огурцы, – возразила она. – У Анны Васильевны никогда хорошо не получалось. А у него получается.

– Я ее видел. Вчера вечером.

– Может, соседка зашла. – Она пожала плечами.

– Говорю вам, нет. Такая черноволосая, с проседью, с золотым зубом.

– Тут таких полно. Все черноволосые, с проседью, с золотым зубом. Каждая вторая женщина. Дело в том, что тут очень мало молодежи.

– Он называл ее «Аня».

– Может, какая-то другая Анна Васильевна, – сказала она равнодушно.

– Может быть, – согласился он. – А что, в Болязубах есть еще Анна Васильевна?

– Нету. Он вам показывал телескоп?

– Сказал, стоит на чердаке. Но я не смотрел.

– А я смотрела. – Она оживилась. – Еще в школе когда. И Марс видела. И Сатурн. Сатурн вроде как с крылышками, это кольцо у него такое, набекрень немножко, а у Марса полярная шапка. Он на теннисный мячик похож, только красный. И очень быстро движется. Только поймаешь, он уже – раз!

Она так же внезапно замолкла.

Он бросил сигарету на землю и затоптал подошвой.

– Как вы думаете, – спросил он, – почему Шкловский изменил свое мнение касательно жизни на других планетах?

– Кто?

– Астроном Шкловский.

– Не знаю такого, – сказала она. – А он изменил?

– Да. Сначала утверждал, что во Вселенной очень много населенных планет. Потом передумал. Сказал, жизнь есть только здесь. На Земле.

– Наверное, ему пригрозили, – сказала она и поглядела ему прямо в глаза.

– Кто?

– Инопланетяне, кто же еще. Они давно здесь. Ходят между нами. Особенно в глубинке, тут им безопасно. В Болязубах половина жителей – инопланетяне.

– Да, – сказал он. – Я заметил. Они не выходят с людьми на контакт.

Она помолчала. Потом добавила:

– А если серьезно, он понял, что нет никаких других планет, кроме Земли. Совсем нет. Когда это ему открылось, он, наверное, не захотел расстраивать людей. Но и обнадеживать не хотел. Поэтому просто сказал: не ищите, мол.

– А телескоп?

– Это несерьезно, – сказала она. – Мало ли что нам могут показывать в телескоп. Ладно, пошли. Вы идите, а потом я. Вы все равно быстрее, я с чемоданом.

– Инна, – сказал он, – наверное, имелось в виду, что вы не должны никого просить о помощи. Но раз уж мы встретились на дороге, то давайте себя вести как люди, встретившиеся на дороге. Если не хотите идти со мной, я переложу себе хотя бы часть вещей. Как тогда.