Все источники бездны
Шрифт:
Терпеливо-доброжелательное выражение медленно сползало с лица академика. Наконец он поднял голову от бумажек и поглядел на Симу, которая стояла в дверях, держа в руках поднос с двумя чашками чая.
— Поставь на стол и выйди, — коротко сказал он. — И дверь за собой закрой.
Сима многозначительно поглядела на Павла. «Ну и гад же ты», — читалось в этом взгляде.
Но вышла.
— Не думал я, что когда-нибудь еще увижу что- то в этом роде, — сказал Сыч. — Где ты раздобыл этого типа?
— Несчастный случай. Стандартная процедура.
— Кем он был, не знаешь?
— Знаю. В каком-то
— Глупости, — буркнул Сыч. — Не верю, как говорил Станиславский. А почему ты мне, кстати, черновики подсовываешь? Где официальное заключение?
— У меня его забрали.
— Значит, вот как, — задумчиво проговорил Сыч, — паршивое дело. А я думал, с этим уже покончено.
— С чем?
— Послушай, малый, зачем ты мне все это приволок?
— Просто интересно, что вы скажете.
— Совет тебе, значит, нужен? Вот тебе совет — сложи все эти бумажки в кучу и подпали. А пепел в унитаз спусти.
— Да что же это такое? — повысил голос Павел. — И что вам известно?
— Не много, но больше, чем кому бы то ни было. Проект какой-то был. Лет сорок назад его запустили. Или больше. Назывался он «Адам».
— Что, секретные разработки? А вы откуда знаете? Вы же тогда вроде в немилости были.
— Ну, по крайней мере на свободе. Я тогда на Белом море работал. На Кандалакшской биостанции. И уже в 61-м туда привезли такого. На бронированном автомобиле.
— Живого?
— Нет. Тоже мертвого. Твой-то целый был?
— Если не считать пули в черепе.
— А мой нет. Обгорел почти дочерна, все кости переломаны, да еще и фонил здорово. Что они с ним делали, не знаю.
— Кто «они»?
— Один человек, который его сопровождал, был при погонах. А второй — в штатском.
— Они хоть что-то объяснили вам?
— Нет. Велели исследовать останки — сделать все, что возможно. Оборудование готовы были предоставить любое — сам знаешь, какое тогда было оборудование. Но мне под это дело удалось для станции спектрофотометр выбить и два цейсовских бинокуляра. Приставили они ко мне своего специалиста лаборантом: мы вместе работали. А потом он забрал останки, рабочие дневники и укатил.
— Так кто же это был все-таки?
— Скорее «что это было». Во всяком случае, не человек. Подделка. Вроде твоего, с той только разницей, что твой все же — более добротная. Все другое — анатомия, строение тканей, биохимия…
— Вадим Погосович, — тихо сказал Павел, — так не бывает.
— Вот и я тогда так решил. И предпочел больше об этом не думать. Забыть. Тем более что мне это настоятельно рекомендовали.
— Не может быть, чтобы вы не пытались найти какое-нибудь объяснение. Я не верю.
— Ну ладно, — сказал старик, — предположим, пытался. Лет через десять, совсем при других обстоятельствах, мне удалось выйти на одного человека, который кое-что об этом проекте знал. Так вот, тот человек считал, что вся эта атака на генетику была дымовой завесой. Что под шумок в шарашках проворачивались какие-то грандиозные генетические эксперименты, при полной секретности, естественно, и что проект «Адам» был из их числа.
— Чушь какая-то…
— За что купил, за то и продал. В общем, в начале пятидесятых в какую-то северную шарашку нагнали пленных
— Что не так?
— Не знаю. То ли эти… подопытные повели себя как-то странно, то ли весь процесс вышел из- под контроля, но получилось вовсе не то, что планировалось… В общем, оборудование размонтировали, что там случилось с персоналом — вообще история темная, а подопытных всех вместе со всем экспериментальным комплексом подорвали. Этот, которого мне привезли, каким-то чудом ухитрился выбраться — у них жизнеспособность была просто фантастическая. Лес пришлось прочесать, прежде чем его нашли. И то он, пока его брали, успел несколько человек положить. Твоего-то, ты говоришь, пуля в череп достала?
— Да.
— Это может быть. Мозг у них — самое уязвимое место. Остальные органы регенерируют с фантастической скоростью. Я сам видел: какое-то время удалось поддерживать жизнь в обособленных клетках. В каком темпе они делились!
Он замолчал, обхватив руками могучий лысый череп.
— Вадим Погосович! — нерешительно окликнул его Павел.
— Значит, проект не прикрыли! — тихо сказал Сыч. — Но как они ухитрились так долго сохранять все в тайне? Никаких слухов, ничего…
— Может, это еще один уцелевший?
Сыч покачал головой.
— Нет, — твердо ответил он, — говорю тебе, это почти сорок лет назад было.
— А они вообще стареют?
— Не знаю. Понятия не имею.
— У этого малого, — медленно произнес Павел, — осталась вдова. И ребенок.
— О Господи! — Старик поднял на него безумные глаза.
— Чего вы так боитесь, Вадим Погосович?
— Сам не знаю. Но поживи с мое, усвоишь — у ученого должна быть интуиция. А я чувствую, что приближается что-то ужасное. Если проект тогда не был прикрыт, как они утверждали, если все эти тридцать лет… Ты считал меня храбрым человеком, так ведь? Бесстрашным? А я предпочел обо всем забыть. Слишком надолго.
— А теперь?
— Не знаю. Надеюсь, еще остались люди, которые прислушаются к моим словам, какими бы они ни показались безумными.
Павел лишь молча покачал головой. В отличие от академика, он отлично знал, как мало сейчас значат слова — любые слова. Слишком много дутых сенсаций вспухало и лопалось в последнее время, как пузыри газа на болоте. Да открой любую бульварную газету, каких на каждом углу продается полным-полно, тут же найдешь какую-нибудь страшную тайну с последующим разоблачением: то в Донецкой области вервольфа подстрелили, то в Прикарпатье опять упыри бушуют, то психотронное оружие кто-то направил на соседа по коммуналке… и все — со слов очевидцев, с учеными комментариями. На ночь глядя приятно почитать такое, попугаться немного. Но кто этому верит? Вот если бы доказательства на руках иметь… но их-то как раз и не было.