Все изменится завтра
Шрифт:
Не смогла больше сидеть, сама перестала понимать, когда эта грань между ними растворилась, когда пришло сожаление, тревога, страх за него, резво вскочила с кресла, замирая у перил. Глаза щипало от невысохших слез, руки трясло от волнения. Все, что она смогла сделать, чтобы сдержать крик, это зажать рот ладонью. Глаза беспомощно бегали по происходящему. Он, конечно же, встал, она и не верила, что может быть иначе, он просто не может проиграть, нет. А потом все стало таким двуликим, размытым, шум медленно начал стихать, и наступила темнота, такая приятная, спасающая сейчас темнота…
– Так, спокойно,– резкий запах заполнил легкие, оставляя в носоглотке свои мерзкие отголоски,–
– Где я? – коснулась лица рукой, голова раскалывалась.
–Лежи спокойно,– Калинин с небольшим усердием давит на ее плечо, не позволяя встать.
Когда она окончательно приходит в себя, то первое, что делает, выходит в узкий коридор, словно по памяти шагает по кафельному полу, толкая рукой заветную дверь, почему-то ей кажется, что там, за дверью кто-то есть. Так и происходит. Дверь открывается, как в замедленной съемке, минуты, в эти минуты она смотрит на него. Смотрит уже другими глазами, смотрит, как на человека, которому не чуда боль, не чужды эмоции. Артем сидит на диване, локти упираются в колени, ладони придерживают голову, глаза закрыты, что-то острое скользит по сердцу, оно сжимается наполняясь нежностью и огромным сожалением. Ей становиться его жалко. Жалко именно по-женски, тело наполняется еще большим переживанием и страхом. Ей больно за него, словно это ее избили. Очень больно. Присаживается рядом на диван, боится коснуться разбитой руки. Кладет ладонь на его плечо.
Артем не шевелится, совершенно не реагирует на ее жест и продолжает молчать. Только глаза открывает, только глаза. Ее рука, как и само прикосновение, обжигает кожу через плотную ткань черной футболки, ее рука все равно кажется слишком горячей, медленно поворачивает голову.
– Зачем ты это сделал? – в глазах слезы,– Ты же хороший человек. Зачем?
– Ты и понятия не имеешь, какой я человек…хотя,– усмехается, понимая, что она уже успела увидеть многое, и, конечно же, сделала выводы. Только вот выводы у нее неправильные, наивные, дурацкие какие-то.
– Надо раны обработать,– протягивает руку,– потерпи, совсем чуть-чуть, – прикладывает ватку к разбитой брови,– пощиплет немного и перестанет, – говорит, словно ребенку, а у самой трясутся руки.
Артем чувствует ее теплое дыхание. Ее волнение. От ее слов губы изображают подобие улыбки. Но сделать это с рассечением не так уж и просто.
– Говорят, ты так распереживалась, что в обморок грохнулась? Жалко что ли стало? – смех, граничащий со злостью, заполоняет собой помещение, растягивается вдоль всего пространства, окутывает собой каждую молекулу…
– Зачем ты дрался?– двигается ближе, перебинтовать руку.
– Стресс снимал.
– Помогло? – нахмурила брови, слегка склонив голову в бок.
– Пока не понял,– кладет свою ладонь поверх ее, они сидят совсем близко, слегка наклонившись вперед.
– Печально
– Там, в зале, до боя…ты сказала…
– Артем, ты тоже мне нравишься,– задерживает дыхание,– я не знаю, что со мной происходит. Мне так страшно, мне всегда очень страшно,– поднимает на него глаза,– но не здесь, не с тобой. Рядом с тобой, мне спокойно…
– Поехали, отвезу тебя домой,– прикрыл глаза, медленно облокачиваясь на спинку дивана, все еще продолжая сжимать ее ладонь.
– Да, конечно,– поднесла ватку к носу, сморщилась.
– Едем
– Едем…,– вторит ему, крепче сжимая его руку, но он быстро выпускает ее из захвата. Встает, и не оборачиваясь идет к выходу.
« Какая же ты дура Вера, дура!»
Идет за ним на шатких ногах, желая сгореть на месте. Она призналась ему в чувствах, а он ушел…просто ушел, значит все это ложь? Все эти чувства, его к ней
» Глава 14
«Я буду вечно помнить твой взгляд
И как тонули в наших глазах.
Миллиарды дней нас простят
Как мы летали на скоростях».
ChipaChip
Практически сразу после боя он отвез ее домой. Все так же, молча, высадил возле подъезда, слов не было, да и не нужны они были. Не сейчас. И точно не здесь.
Не стал ждать, пока она скроется в подъезд. Сразу уехал.
Загородную дорогу к складу успело прилично замести, а еще вчера передавали солнце и никаких осадков, но погода решила иначе, усыпав все снегом за эту длинную и такую неспокойную ночь. Взглянул на часы. Полседьмого, утро.
Кинув машину на обочине дороги, сбежал вниз, напрямую следуя к заброшенному складу. Тяжелые железные двери отворились с противным скрипом, мужчина, сидящий в углу, вскочил, вытаскивая пистолет.
– Спокойнее,– ухмыльнулся охраннику, – где?
– Там повесили,– махнул рукой вглубь склада.
Старков кивнул и двинулся дальше. Под ногами хрустели осколки стекла. Когда пришел, Горелый уже был подвешен за ребро на крюк, в то время как один из ребят начал "обрабатывать" его паяльной лампой. Артем остановился на месте, складывая руки на груди, в помещении запахло паленым мясом, жертва почти не издавала звуков, избитый до полусмертельного состояния, с отрезанным языком человек априори был мертв. Эта картина была прекрасной, в голове всплывали отпечатки того, как они могли насиловать его девочку, как они рвали ее на куски, эти вспышки стискивали зубы, окутывали лютой злобой. Старков, словно маньяк, наблюдал за происходящим: как пузыриться и плавиться кожа, как выжигаются глаза – это поистине доставляло ему удовольствие, вот только этот мерзкий запах раздражал, от него воняло, как от опалённой свиньи, хотя…при жизни он был именно ей. Закурил, медленно достал пистолет, перезарядил обойму, зажимая сигарету в зубах, вытянул руку, сжимая в ладони увесистый металл. Палец несколько раз нажал на курок, всадив в оставшееся мясо пол-обоймы, Артем широко улыбнулся. Глаза загорелись совершенно непритворной радостью.
– Прекрасно,– наслаждаясь каждой ноткой собственного голоса, – убирайте отсюда этот мусор и валите из города.
Вернувшись домой, он чувствовал освобождение, яро ощущал эту свободу, свободу от всего, от всех. Ему стало окончательно безразлично на все, что происходит вокруг, в глазах все еще мелькали капли крови, в ушах слышался жалобный стон, но на губах сияла улыбка, улыбка удовлетворенности, небольшой победы в открытом между ним и Алмазовым счете.
Весь следующий день прошел в размышлениях. В основном он думал о Вере, о том, правильно ли поступил с ней в клубе, но то теплое, тайное чувство, греющее грудь, говорило обратное. Вернулся домой рано, но так и не смог заснуть, она никак не шла из головыиз головы. Ее глаза, губы, запах, она очень вкусно пахла – миндалем. Полночи пролежал на кровати, тупо пялясь в потолок, пока не прозвонил будильник. Шесть часов. За окном серая непроглядная ночь.
В офисе его уже ждал Алмазов. Он стоял спиной к двери, смотрел в окно. Не двинулся с места и когда Артем зашел в кабинет, продолжил стоять, словно он каменная статуя.
– Ты что здесь делаешь? – пропустил приветствие, скидывая с плеч темное пальто, быстрым движением повесил то в шкаф.
– Артем, нам нужно поговорить,– мужчина медленно развернулся,– ты поступаешь очень глупо, рвешь все контракты, рушишь миллионные сделки, и, в конце концов, просто остаешься без партнера, это глупо!