Всё как есть
Шрифт:
Скоро начнутся съемки нового витка сериала, и Ирка должна срочно ехать в Северную столицу на кастинг и обсуждение сценария. Так она говорит, но на самом деле может быть что угодно — например, секретная командировка в Бейрут или Гондурас. В другой раз она скажет, что отправляется в горы Афганистана, а сама уедет загорать на Сейшелы. Зачем и откуда эта конспирация, не знаю, но мне, в общем, все равно, по какой причине надо несколько дней пожить в ее квартире с ребенком Ричардом.
Я соглашаюсь легко, ребенок Ричард меня не обременяет. Его всего-то надо утром подбросить к метро, где детей ждет школьный
Мы с Ричардом остаемся одни дома уже не первый раз, и нам обоим это страшно нравится. Рик очень прикольный, и если у меня будут такие же дети, мне в жизни не придется скучать. Но боюсь, это штучный товар, который достается только избранным.
По причине прикольности и штучности Ричарда не выдерживает ни одна няня или бэбиситтерша. Он обходится с ними как детки Аддамсов из нашего с ним любимого фильма. А со мной он почему-то ладит.
Интересно, Ирка сама решила позвать меня в этот раз или Рик ее попросил? Мы с ней не общались сто лет, да и как общаться с человеком, чье время под завязку распределено между «Аль Джамайей», «Исламским джихадом» и бравыми ментами с берегов Невы.
— Через сорок минут я должна быть на вокзале, — сказала Ирка и взяла расческу. — Как там трафик, Кать, — проеду?
Трафик средней паршивости, но если проехала я, то она тем более проедет. Ирка перемещается по городу так, будто ее «сааб» — не машина, а реактивный самолет, на которых, собственно, и специализируется эта шведская фирма. А до Ленинградского вокзала и пешком можно дойти за полчаса.
Минута — и Ирка уже готова. Джинсы, практичная неброская ветровка за пятьсот евро, чемодан обтекаемой формы и портфельчик, в котором великий журналист и писатель носит свой неизменный ноутбук. Коротко остриженные волосы уже высохли. Вот бы мне научиться собираться таким стремительным домкратом.
Рик виснет у Ирки на шее, я посылаю ей вдогонку воздушный поцелуй. Хлоп дверью — и нет Ирки. Почти в ту же секунду за открытым окном раздается шмелиное жужжание — так отсюда слышен рев «саабовского» мотора. И мы с Ричардом остаемся одни.
Сегодня воскресенье, школы нет, и мне по идее нужно развлекать ребенка. Развлекать Рика, ха! Для него главное — чтоб я сидела тихо и не мешала человеку заниматься серьезными делами. Жаль, компьютер в доме всего один, с ноутбуком Ирка не расстается даже в туалете.
— Рик, в интернет пустишь? — робко поинтересовалась я.
Вундеркинд не удостоил меня даже взглядом. Он уже не играл в футбол, а подрисовывал длинный красный язык к портрету какого-то приятеля. Сашка тоже раньше любил так развлекаться, программа «Фотошоп» идеально подходит для детских шалостей.
Я, как бедная родственница, прошла в кухню и включила телевизор. Пока можно поискать какие-нибудь передачи типа моей и посмотреть, как держатся ведущие. Конечно, этот пример мне нужен скорее для того, чтобы делать по-другому, чем для подражания. Через пару часиков станет поздно, настырное дитя ляжет спать и освободит мне доступ к компьютеру.
Мне не повезло. Передачи моего формата, оказывается, идут в будни по утрам, а не в воскресенье вечером. Брать пример с Тутты Ларсен или Андрея Малахова мне вряд ли стоит, хотя… Я уже решила переключиться на фильм со Сталлоне, когда Рик пожаловал в кухню.
— Корнфлекс с молоком, — сообщил он. Это было не требование, а констатация факта. Из холодильника появился квадратный пакет молока, а корнфлекс уже стоял на столе, готовый к употреблению, как и обещала ярко-желтая надпись на коробке.
Холодильник у Ирки был по обыкновению пуст, если не считать нескольких пакетов с молоком, явно закупленных впрок на время отъезда. Моя подружка живет по-европейски: хочется есть — купили — съели. Запасов в доме она не держит. Это навело меня на мысль подсесть на какую-нибудь хитрую диету, раз уж все равно надо покупать продукты. Хотя, с другой стороны, капустный супчик привел меня в норму, но кто знает, что готовит нам этот предательский возраст — мне ведь вот-вот двадцать восемь. В последнее время я как-то уже смирилась с тем, что мне до скончания жизни придется иметь дело с диетами и здоровым питанием.
— Кать, ты бы хотела, чтоб тебя заморозили? — спросил Рик, хрустя хлопьями и булькая белыми слюнями.
— Заморозили?
— Ага. Я бы хотел. Только не могу выбрать время, когда мне потом просыпаться. Как ты думаешь, в каком году будет интереснее всего?
Ах, это он про крионику! Про метод замораживания людей с тем, чтобы оживить их через сто или сколько-то там лет. Проблема в том, что замораживать уже научились, а вот оживлять еще, кажется, нет.
— В Америке есть целый институт, где за двадцать пять тысяч долларов можно заморозиться, — увлеченно бурчал Ричард с полным ртом. — И у них куча клиентов. Я бы тоже хотел. Потому что ведь интересно посмотреть, что будет в следующем веке. Про этот я уже все знаю.
Какому-то актеру, — продолжал он, подливая себе молока и всыпая в него еще полпачки золотистых хлопьев, — заморозили только голову. Так попросили его родственники. Правда, тупые? Что он будет делать с одной головой? Кому-то придется носить ее по улицам, чтобы он все видел.
Рик хрустел так аппетитно, что я тоже взяла себе мисочку и подключилась к уничтожению корнфлекса. Кстати, довольно вкусно!
— А еще очень удобно заморозить человека, если не знаешь, что подарить ему на день рождения, — заметил Рик и посмотрел на меня ледяным взглядом.
Ух, ничего себе! Это он про мой день рождения, что ли? Ирка наверняка ляпнула вслух, что не знает, что мне подарить (обычно она дарит какую-нибудь первую попавшуюся ненужную и дорогую безделушку. Многие из них сегодня выставлены у меня в магазине, но особым спросом не пользуются). А юный гений намотал на ус.
— Ты мне лучше стихи напиши, — попросила я. У Ричарда просто потрясающие стихи. Если правда, что настоящий поэт пишет так, как будто до него никакой поэзии не существовало, то Рик самый настоящий поэт. На прошлый день рождения он сочинил мне длинный опус, где были такие строчки: