Все как всегда

Первые лучи восходящего солнца очистили поверхность озера от предутренней туманной дымки. Отразившись от холодного голубого зеркала, лучи брызнули на траву, заиграв переливами красок в больших, размерах с горошину, каплях прозрачной росы, повисших на острых кончиках широколистой осоки. В близлежащей роще чирикнула какая-то птаха, проснувшаяся раньше всех; сначала робко, с сонливой хрипотцой в голосе, затем – уверенно, громко, чисто. Кроны

Из коттеджа на берегу озера вышли двое. Худощавый пожилой мужчина, одетый в голубые потертые джинсы и легкую спортивную куртку, шел на полшага впереди. Второй был раза в два моложе, лет тридцати, в ярком, разноцветом и бесформенном пляжном наряде. В руках он нес туго набитую авоську. Они шли через луг, ногами сбивая с травы росу и оставляя позади себя среди матового блеска две темно-зеленые дорожки.

– Все-таки жаль, что Илюша не захотел поехать со мной, – не оборачиваясь, сказал пожилой.

– Ты же знаешь, отец, что на выходные он вместе с классом едет в Альпы, – извиняющимся тоном ответил молодой.

– Альпы, Альпы, – недовольно проворчал пожилой. – Чего он не видел-то в этих Альпах?

– Может быть, как-нибудь в другой раз. – Лицо у молодого было таким, как будто у него отвратительно ноет зуб, но он тщательно старается скрыть это от окружающих, не подавать вида. – Может быть, в следующие выходные…

– А, – безнадежно махнул рукой пожилой. – Каждую неделю одна и та же история: то Альпы, то Гималаи, то Большой каньон… Вы-то сами с Галиной почему не хотите съездить хотя бы раз?

– У меня дела, – начал оправдываться молодой. – Надо по работе кое-что сделать. Галине в доме надо прибраться, за продуктами съездить…

– Дела, дела, – передразнил пожилой. – Вы же родились там! Там ваша родина!

– Ну перестань, отец, – поморщился молодой.

– Что – перестань? Оторвались от корней и не хотите сами себе в этом признаться. Живете, как бирюки, в медвежьем углу.

– Ну какой же это медвежий угол? Вокруг полно соседей.

– Что это за соседи, до которых полдня надо топать?

– На глиссере – две минуты.

– На глиссере… Сосед должен жить за стеной, чтобы ты слышал, как он своего сына за «двойку» ругает, как у него собака лает…

– Отец, давай не будем снова спорить. У нас разные представления о домашнем уюте.

Пожилой снова махнул рукой и недовольно цокнул языком.

Они вышли к серой, блестящей полосе автострады. Чуть в стороне стоял прозрачный, похожий на аквариум павильончик остановки рейсовых глиссеров. В павильончике уже сидела пожилая супружеская пара. Рядом с ними на скамейке стоял большой, туго набитый черный портфель с потускневшей медной застежкой на широком кожаном языке и ручкой, обмотанной синей изоляционной лентой.

– Доброе утро, Мария Кирилловна! Доброе утро, Петр Леонидович! – церемонно поздоровался пожилой.

– Приветствуем вас, Александр Алексеевич. – Хозяин черного портфеля, приподнявшись, протянул пожилому руку.

– Неужели и сынок сегодня с вами едет? – спросила Мария Кирилловна.

– Дождешься от него, – недовольно буркнул Александр Алексеевич. – Для него работа дороже отца.

– Ну, отец, у меня же действительно полно работы в Биоцентре, – начал оправдываться молодой, скорее перед пожилой парой, нежели перед отцом, с которым все это уже было обговорено десятки раз.

– Знаю, знаю, – махнул рукой Александр Алексеевич и обиженно отвернулся в сторону, давая понять, что разговор окончен.

С легким шелестом к остановке подкатил голубой каплеобразный глиссер на воздушной подушке, 12-й маршрут.

– Ну пока, отец, это мой номер.

Сын сунул в руку отца авоську и запрыгнул в открывшуюся дверь. Дверь плавно встала на место, и глиссер, стремительно набирая скорость, полетел над автострадой.

– Э-хе-хе, – ни с того ни с сего тяжко вздохнул Петр Леонидович и хлопнул ладонями по коленям.

– Долго еще до нашего автобуса? – спросил Александр Алексеевич.

Мария Кирилловна посмотрела на часы.

– Минут пять, если не отменили.

– С чего бы вдруг?

– Да говорят, что оставят только два пятничных автобуса, – ответил за жену Петр Леонидович. – А в субботу все рейсы снимут. Ездить вроде как все равно некому, один только ущерб экологии.

– А мы с Петей в пятницу никак не можем ехать, – пожаловалась Мария Кирилловна.

– О нас, о стариках, теперь уже вообще никто не думает. А я, может быть, только этими поездками и живу: от выходных до выходных.

Вдалеке послышался надсадный рев мотора.

– Ну, кажется, идет, – облегченно вздохнула Мария Кирилловна.

На дороге показался желтый прямоугольник автобуса. Пыхтя, кряхтя и откашливаясь клубами сизых выхлопов, он медленно приближался к остановке.

– Вот же колымага, – вроде как недовольно дернул головой Петр Леонидович. Но в голосе его не было раздражения, скорее в нем слышалась тихая, потаенная радость; так обычно приветствуют старых друзей: «Жив еще! Ноги еще таскаешь!»

Автобус подкатил к остановке и, скрипнув жалобно тормозами, остановился. Зашипел пневмопривод дверей. Дверная створка дернулась, но осталась на месте. Александру Алексеевичу пришлось пару раз стукнуть по двери кулаком, и только после этого она пропустила пассажиров в душный салон.

В автобусе уже находилось с десяток пассажиров – все в возрасте, начинающемся от полувека и уходящем в бесконечность. Вежливо раскланявшись, трое новых пассажиров заняли свободные места. Автобус, надрывно взвыв мотором, дернулся с места.