Все леди делают это
Шрифт:
— Это дочь Валентины от первого брака, — пояснил Алле директор издательства.
— А у нее есть дочь? — изумилась та.
— Ну, если у нее было три мужа, то почему бы не быть и дочери? улыбнулся Эдуард Леонидович. — Люба после развода родителей жила с отцом и бабушкой. Валентина и как человек была омерзительна, и мать никудышная.
— Тогда почему же она вписала паспортные данные дочери в договор?
— Валентина Вениаминовна полагала, что таким образом насолит мужу, вмешался начальник отдела авторских прав.
— Это вполне в ее стиле, — кивнул Эдуард. — Что угодно, лишь бы кому-то напакостить. Но в конечном итоге все к лучшему. Люба хорошая девушка, слава богу, характером пошла не в мать, а в отца. Да она и не видела мамашу с младенческих лет — родители разошлись, когда ей еще и год не исполнился, воспитывала ее бабушка. Люба — талантливая художница, способностями
— Значит, гонорары после смерти матери наследует она?
— Да, — снова вмешался Павел Владимирович. — Валентина Вениаминовна как-то раз упоминала, что написала завещание в ее пользу, лишь бы мужу ни копейки не досталось. По своей неопытности она полагала, что если впишет в договор паспортные данные дочери, то это как бы автоматически делает ту наследницей. Валентина Вениаминовна думала, что дочери достанется даже фамилия Астралова. Я пытался ее переубедить, но, увы… — развел он руками. — Разубедить Валентину Вениаминовну было трудно. Во всяком случае, мне это не удалось.
— Видимо, таким образом она пыталась компенсировать Любе недостаток материнского внимания? — предположила Алла.
— Скорее она хотела, чтобы та была ей безмерно благодарна, — пояснил начальник отдела авторских прав. — Но Люба девушка гордая, к тому же в средствах не нуждается — ее отец профессор в Суриковском, его картины хорошо раскупаются. Да и сама Люба Бойко наверняка станет успешной художницей.
— Уж в «Кондор» — то мы ее обязательно возьмем, — прибавил Эдуард Леонидович. — Но думаю. Люба предпочтет статус вольного художника. У нас она была на практике, ей понравилось, и девушка стала подрабатывать: чтобы набить руку, а не ради денег. У тебя еще есть вопросы к Павлу? — обратился хозяин издательства к Алле.
— Нет, — ответила та. — Все ясно. Шеф отпустил сотрудника, и тот, попрощавшись, вышел.
— Ну, что ты еще хотела узнать?
— Многое.
— Надеюсь быть тебе полезным, но одного не пойму: как ты могла подумать, что я заказчик убийства?
— Ну прости засранку, — покаялась верная боевая подруга. — Я ведь даже не предполагала, что акула издательского дела Эдуард Нечаев — это ты и есть.
— Разве ты забыла название нашего издательства?
— Мне и забывать нечего, потому что я никогда его не знала. Вывески на вашем подвале не было, ты не говорил, как именуется твоя контора, а я, как ты помнишь, никогда об этом не спрашивала.
— Надо же… А для меня «Кондор» — почти как Нечаев, за десять лет уже свыкся. Мне казалось, все должны знать, что «Кондор» и Нечаев — почти синонимы.
— Эдька, ты слишком хорошего мнения о моем интеллекте, — рассмеялась Алла. — Я о таких тонкостях и понятия не имела.
— А почему ты решила, будто я замешан в убийстве Астраловой? Честно признаюсь, и я, и Яша не раз произносили: «Убил бы!» — потому что она нас достала своими скандалами, капризами, пьянством, хамством, но я, как ты знаешь, и мухи не обижу. А уж лишить жизни человека… Даже такую змею, как Валентина.
— Знаешь Филиппа Суворова?
— Лет пять назад он у нас работал, но недолго. Бездельник и бездарь, я его выгнал.
Алла очень удивилась — ведь Филипп говорил иное.
— А недавно Фил тусовался в «Кондоре»?
— С тех пор как я его выставил — ни разу. Пять лет назад он стал подбивать клинья к Валентине. У меня не было ни малейшего желания потакать подобной мерзости в стенах своего издательства, и я велел своим сотрудникам не пускать его сюда. Но Суворов все равно нашел Валентину и прилепился к ней. Он же премерзкий тип без капли морали, пиявка и вымогатель. Когда работал у нас, про всех вынюхивал, подслушивал, подглядывал; его застукали и турнули, тем более толку от него не было.
— А Фил утверждает, будто недавно сидел в твоей приемной и подслушал ваш с Яковом разговор.
— Да его моя секретарша и на порог бы не пустила. Хочешь — спроси у нее сама.
Алла хотела возразить, мол, не нужно очных ставок, но приятель ее опередил, нажал селектор и вызвал секретаршу. Когда та появилась, он спросил:
— Лина, был ли тут недавно Суворов?
— Вы же сами велели охранникам его не пускать, Эдуард Леонидович! ответила девушка. — Петя как-то упоминал, что Филипп приходил с год назад, но он его выпроводил.
Секретарша ушла, а Алла сидела, качая головой:
— Ну и мерзавец… Возвел поклеп на ни в чем не повинных людей…
— Да он вообще без стыда и совести.
— Эдик, а откуда ты знаешь, что убийство Валентины — дело рук ее супруга?
— В последнее время она совсем распоясалась, а в его прошлом есть кое-что, чего он очень боится. Яша рассказал мне, как Валентина по пьянке хвасталась, что держит мужа за горло. Семен бы с превеликой радостью с ней развелся, да ведь эта дрянь его не отпускала, ей нравилось над ним измываться. Я его неплохо знаю — ведь именно Семен Бобков финансировал проект под названием «Изабелла Астралова», и за эти пять с половиной лет мы частенько общались. Честно тебе скажу, Аллочка, я его ничуть не осуждаю за то, что он нанял кого-то застрелить эту стерву. И никогда не дам против него показаний, хотя меня уже трижды допрашивали и крепко наезжали, не я ли организатор убийства. Когда ее застрелили, я отдыхал в санатории, Яша вызвал меня телеграммой. Факт моего отсутствия следователю очень не понравился, он с наглой ухмылкой заявил, будто я заранее обеспечился алиби и нанял киллера. Но даже если мне придется еще не раз потеть на допросах, а потом пить сердечные, Семена я ни за что не сдам. И Яшка его не сдаст. На месте Бобкова я бы избавился от Валентины еще раньше, до того, как эта дрянь высосала из него все соки. Сама посуди — ну сколько можно его доить? Все эти пять с лишним лет ему приходилось ежемесячно выкладывать очень и очень приличную сумму. Он-то думал, что всего лишь оплатит ее раскрутку, а потом жена от него отстанет, ан нет. Все, что муж зарабатывал, и даже более того, Валентина требовала себе. Еще немного, и его фирма оказалась бы перед угрозой банкротства.
— Разве она не получала гонораров?
— Разумеется, получала. Чтобы эта алчная дрянь не урвала свой куш?! Но Бобкова любила шикануть. Во-первых, пила как лошадь. Ей дорогую водку ящиками таскали. На деликатесы много тратила, на элитную косметику-парфюмерию и эксклюзивные наряды. Ну скажи на милость — зачем ей туалеты от знаменитых кутюрье, если она целыми днями сидела дома?! Но нет, ей подавай все самое лучшее — возомнила себя суперзвездой! В магазины мы ее не пускали — ведь всех обложит матом! Чуть что — орет: «Я знаменитая Астралова, а вы кто такая, чтобы мне указывать?!» Имиджмейкер Даниил привозил ей одежду коробками, а она выбирала. В ее квартире есть комната под названием «гардеробная», там все шкафы битком набиты тряпками, одних туфель пар триста, если не больше, — по количеству обуви эта самоуверенная бездарность переплюнула Екатерину Вторую и супругу президента Филиппин. Немало уходило и на оплату услуг ее окружения: литсекретаря, экономки, домработницы, повара, шофера, Яши, имиджмейкера. Платила им Валентина много, но за это измывалась вовсю, а они терпели — в другом месте таких денег не заработаешь. А еще у нее имелась обслуга помельче — личная массажистка, косметолог, парикмахерша, маникюрша. Да и своим альфонсам она очень щедро подкидывала, иначе кто стал бы с ней спать?!
— Филиппу Валентина тоже платила?
— А как же!
— А Даниилу?
— И этому тоже в поте лица приходилось отрабатывать в ее постели.
— Только эти двое выступали в качестве жиголо?
— Не только. Яша говорил — еще пара десятков юнцов при ней кормились.
— А где Валентина находила всех этих проститутов?
— Данька приводил.
— С улицы, что ли?
— Нет, это студенты Суриковского. Предлог — парень должен написать ее портрет, но обе стороны иллюзий не питали. Она была сексуально озабоченной шлюхой, и все с какими-то вывертами, извращенка чертова! — поморщился верный муж Эдуард Нечаев, приверженец традиционных взглядов. — Валентина соглашалась сидеть дома только при условии, что ей будут поставлять водку ящиками и пацанов для постели. Такие оргии закатывала! Я-то в ее квартире был всего несколько раз, а бедный Яша каждый день. Он жаловался, что эта потаскуха даже не утруждалась тем, чтобы закрыть дверь в спальню, валяясь там с каким-нибудь парнем. Снимала свои забавы на видео, а потом смотрела с очередным хахалем. Развесила по стенам похабные картинки, всевозможные плетки, ошейники с шипами, наручники, кандалы и прочую садомазо-хистскую дребедень и разгуливала по квартире, помахивая плеткой и обрядившись в кожаный наряд, который ничего не прикрывал, — это с ее-то тощими, дряблыми телесами! Или лупцевала какого-нибудь придурка. Прикует его к стене, наденет ошейник, кандалы и наручники и наяривает. Тот орет, а она: «Ты мой раб, а я твоя госпожа! Что хочу — то и сделаю с тобой!» А дома и ее литсекретарь Лиза, и Даниил, и экономка, и повар, и домработница. Стыд и срам! Яша, бывало, приедет по делу, увидит такое безобразие, и бегом из этого вертепа. Ты представь, как ее мужу-то было обидно — он трудится в поте лица, а Валентина раздает все им заработанное любовникам! Вот его терпение и лопнуло.