Все лики любви
Шрифт:
– А нет на моей карте этого квадрата, – «порадовала» Вера. – Я из своего как-то незаметно сместилась, а в этом квадрате у нас медицинское обслуживание не предусмотрено!
– В каком состоянии больной? – уже работал Васильев.
– В критическом, но пока в сознании, – уведомила она.
– Вера, – почти отечески обратился он, – до окопов сможешь его дотащить?
– Попробую, – вздохнула тяжко Вера.
– Высылаю санитарную группу с носилками, – принялся объяснять Васильев, – но, понимаешь, по окопам они быстро пробегут, а вот искать вас в поле, еще не известно в каком направлении… –
– Я попробую, Виктор Аркадьевич, – она посмотрела на парня, лежавшего с закрытыми глазами. Он дышал поверхностно и часто, как пес в жару. – Но выдержит ли такое перемещение пациент? – тихо высказала она свои сомнения.
И выключила рацию. Что тут говорить. У парня этого с шансами плоховато.
Что тут предпринять самое правильное? Ну, она может влезть на холм, махать руками и подавать всяческие знаки. Сколько эти танцы народов мира займут времени, пока на нее обратят внимание? А обратят и что дальше? Она может сбегать к тем лежащим на земле «солдатам» и вернуться с ними. Сколько это займет времени? Группа за холмом довольно далеко, те, что впереди, по ходу атаки, тоже. И главное, никто не услышит, хоть кричи, хоть свисти.
Времени у них с парнем нет. То есть вообще. Да и оставлять его одного нельзя!
Санитары с носилками увидят ее, когда она вытащит его из-за холма и окажется на открытом пространстве. Значит, тащить! О господи! Нет, ну надо же!
Вера опустилась на колени перед молодым человеком и начала ему объяснять ситуацию, при этом быстро запахивая на нем разрезанные полы гимнастерки и закрепляя сверху потуже ремнем.
– Как вас зовут? – спросила она сосредоточенным тоном.
– И-ива-а-ан, – закашлялся парень.
– Ванечка, – наклонилась к его лицу поближе Вера. – Нам придется с тобой немного проползти, пройти, если сможем. Я понимаю, это больно, но ты потерпи, ладно?
– Ла-а-а… – попытался ответить он, не получилось, закашлялся вновь и только кивнул.
– Ты не разговаривай, Ванечка, – увещевала его Вера, быстро собрав и уложив использованные медикаменты в сумку, закинула ее резким движением за спину. Она переползла на коленках ему за спину и приподняла: – Мы сейчас попробуем встать, ты обопрись на меня, не бойся, опирайся всем весом и, Ваня, тебе придется почти лечь на меня раненым боком. Это больно, но иначе нельзя.
Объясняя, она переместилась к его левому боку, забросила его руку себе на шею, обняла крепко одной рукой, уцепившись пальцами за ремень, второй ухватив за кисть руки, свисавшую с ее плеча.
– Ну что, готов? – спросила девушка и внимательно посмотрела на его совсем уж побелевшее лицо.
Он кивнул – готов, мол. И прикрыл глаза.
– На счет три, – командовала Вера и предупредила: – Не пытайся встать полностью, ты должен перенести свой вес на меня. Понял? – он снова кивнул, Вера глубоко вдохнула-выдохнула: – Ну, с богом! Раз, два, три!
И она рвану-у-у-ла их двоих вверх. Превозмогая земное притяжение, саму себя и почти обреченную расслабленность раненого.
Иван зашелся кашлем, в уголках губ снова показалась кровавая пена, ноги у него подкашивались, но Вера понимала, что на второй рывок у него просто не хватит сил, и не позволила им осесть назад на землю, а, прижав его к себе изо всех возможных сил, все-таки встала и его подняла.
– Ничего, ничего, Ванечка, – уговаривала она его и себя заодно. – Потерпи, нам тут совсем немного, несколько шагов.
Вера сделала первый, самый тяжелый и невозможный, шаг, второй, третий… Иван старался переставлять ноги, но они подгибались, и, судя по тому, что ей становилось все тяжелее его держать, он терял сознание.
– Давай, Ванечка! – крикнула ему в ухо Вера, стараясь привести в чувство.
У нее получилось, парень немного пришел в себя, и они даже смогли пройти метров десять. Еще чуть-чуть, ну метров пятнадцать-двадцать, и их увидят из окопа!
Но эти двадцать метров казались невозможным, непреодолимым расстоянием!
Им не пройти эти метры, поняла она. Иван окончательно потерял сознание, полностью повиснув на Вере, и упал бы, если бы она не держала его за ремень. От такой нагрузки и напряжения у Веры ходуном ходили ноги, а перед глазами поплыли темные круги, но она сделала еще несколько шагов, уже почти ничего не соображая…
И вдруг почувствовала, что ей стало легко. Легко и свободно! Она что, тоже потеряла сознание? – подумалось на секундочку Вере. Но столь заманчивой перспективе не суждено было стать явью, ибо прямо у нее над головой раздался разъяренный и жутко начальственный мужской голос:
– Вы что, барышня, охренели?! Вам что, показалось маловато исторической достоверности, и вы решили надорваться, изображая санинструктора по полной программе?!
Освобожденная от непомерного груза, Вера, не обращая внимания на непонятно откуда взявшегося мужика, согнулась, уперлась руками в коленки и переводила дух, пока незнакомец орал в свое удовольствие, и темные круги перед глазами постепенно поблекли, а потом и вовсе исчезли. Она смогла распрямиться и рассмотреть возмущенного гражданина. Он перехватил у нее Ивана, и хорошо хоть держал, обхватив сильной рукой за талию, а не бросил, не разобравшись, что к чему, продолжая отчитывать и буравить ее весьма недовольным грозным взглядом. Одет он был в офицерскую форму, но в каком звании, Вера не разобрала, она так и не запомнила показанные им на подготовительной лекции все эти ромбики на воротниках, «шпалы», которые носил офицерский состав того времени, пока не ввели погоны. А на фиг запоминать-то? Чай, в историки не собралась.
Мужик был высокий, на голову выше нее, хотя Веру маленькой не назовешь, все-таки метр семьдесят два, жилистый такой, сразу видно, что не накаченный, а именно жилистый. Сильный, вон Ивана держал легко, не напрягаясь, лицо его рассмотреть толком она не успела, да и не до этого, уловила только взглядом, что интересный мужик, некогда было ей разглядывать – она увидела, что Ивану совсем плохо стало.
– Что вы орете?! – резко оборвала она. – Ему совсем плохо! У него пулевое ранение!
– Барышня, – сбавив тон на ощутимо снисходительный к людям, явно не дружащим с разумом, обратился товарищ командир. – Вы что, решили воплотить героическую кинематографичность в реальность? Какое ранение? Здесь стреляют только холостыми.