Все люди смертны

Поднялся занавес. Регина поклонилась и улыбнулась; в свете большой люстры на разноцветных платьях и темных пиджаках замерцали розовые пятна; на лицах проявились глаза, и в каждом зрачке кланялась и улыбалась Регина; раскаты водопада, грохот лавин наполнили старый театр; непреодолимая сила оторвала ее от земли, метнув в небо. Она вновь поклонилась. Занавес опустился, и она, ощутив, что держит Флоранс за руку, порывисто высвободилась и направилась к выходу.

— Пять

— Хорошо для провинции.

Она спустилась по ступенькам, ведущим в фойе. Они ждали ее с цветами; разом она вновь спустилась на землю. Когда они сидели в тени, невидимые, безымянные, было неизвестно, кто они; можно было представить, что ты перед сонмом богов; но стоило увидеть их по отдельности, и ты тотчас оказывался перед жалкими, незначительными людьми. Они говорили то, что положено: «Гениально!», «Потрясающе!» — в глазах их светился энтузиазм; тусклый огонек, который зажигался лишь по определенным случаям, из экономии, и его гасили, едва отпадала надобность. Они окружили и Флоранс, они принесли ей цветы, а чтобы заговорить с ней, затеплили в глубине глаз огонек. Будто можно любить нас обеих! — с гневом подумала Регина. Брюнетка и блондинка — такие разные и завершенные типажи! Флоранс улыбалась. Ничто не препятствовало ей поверить, что она не менее талантлива, чем Регина, и столь же красива.

Роже ждал Регину в ее гримерной; он обнял ее со словами:

— Сегодня ты играла хорошо, как никогда!

— Слишком хорошо для такой публики, — заметила Регина.

— Тебе так аплодировали, — вставила Анни.

— О, Флоранс они аплодировали ничуть не меньше.

Усевшись перед зеркалом, Регина принялась расчесывать волосы, а Анни расстегивала на ней платье. Регина подумала: Флоранс нет до меня дела, так с чего мне беспокоиться о ней… Но мысли о Флоранс все же не выходили из головы, и в горле оставался горьковатый привкус.

— Это правда, что Санье здесь? — спросила она.

— Да. Он прибыл из Парижа восьмичасовым поездом. Приехал провести уик-энд вместе с Флоранс.

— Он действительно влюблен, — заметила Регина.

— Поговаривают.

Она встала, спустив платье на пол. Санье ее мало интересовал, он даже казался ей несколько нелепым; и все же слова Роже задели ее.

— Интересно, что об этом скажет Маско?

— Он много чего прощает Флоранс, — откликнулся Роже.

— Так Санье не против Маско?

— Полагаю, он не в курсе, — ответил Роже.

— Я тоже так полагаю, — сказала Регина.

— Они ждут нас в баре «Руаяль», чтобы пропустить по стаканчику. Мы идем?

— Ну конечно. Пойдемте.

Свежий ветер поднимался от реки к собору, к его проступавшим в темноте резным башням. Регина вздрогнула.

— Если «Розалинда» пройдет успешно, я зарекусь гастролировать в провинции.

— Пьесу ждет успех, — подтвердил Роже. Он сжал руку Регины. — Ты будешь большой актрисой.

— Она уже большая актриса, — сказала Анни.

— Спасибо, вы очень любезны.

— А ты что, не согласна с нами? — спросил Роже.

— Да что это доказывает? — бросила она, поплотнее закутав шею шарфом. — Необходим знак. К примеру, ореол над головой, вот тогда понимаешь, что ты Рашель или сама Дузе…

— Будут

— Как знать. Тебе хорошо, ты не честолюбив.

Он рассмеялся:

— А кто тебе мешает следовать моему примеру?

Она тоже усмехнулась, только не слишком весело.

— Я сама, — сказала она.

В конце темной улицы светился вход. Это был бар «Руаяль». Они вошли. Регина тотчас заметила их — они сидели за столом вместе с другими членами труппы. Санье приобнял Флоранс, он держался очень напряженно в своем элегантном английском драповом костюме и смотрел на Флоранс хорошо знакомым Регине взглядом, она часто подмечала такое выражение у Роже; Флоранс смеялась, обнажая в улыбке красивые, по-детски мелкие зубы; она словно вслушивалась в слова, которые Санье только что произнес или вот-вот произнесет: «Ты будешь большой актрисой. Ты непохожа на других женщин». Регина сидела рядом с Роже. Санье ошибается, думала она, Флоранс тоже ошибается; она всего лишь бездарная девчонка; никто из женщин не может сравниться со мной. Но как доказать это? В ней, как и во мне, живет уверенность в собственных силах. И потом, ей до меня нет дела, тогда как меня она ранит в самое сердце. Но я еще всем покажу! — мысленно поклялась она.

Она достала из сумки маленькое зеркальце и притворилась, что подкрашивает губы; ей необходимо было видеть себя; Регине нравилось собственное лицо: блестящие светлые волосы, твердый очерк высокого лба и носа, чувственность рта, смелое выражение синих глаз; она была красива яркой, особенной красотой, которая сразу бросалась в глаза. Ах, если бы я могла раздвоиться! — подумала она. Раздвоиться на ту, что говорит, и ту, что слушает, ту, что живет, и ту, что смотрит, как бы я себя любила! Я бы никому не завидовала. Она закрыла сумочку. В эту минуту тысячи женщин самодовольно улыбались собственному отражению.

— Потанцуем? — предложил Роже.

— Нет, не хочется.

Санье и Флоранс поднялись и пошли танцевать; танцевали они неважно, но они не знали об этом и были счастливы, в их глазах сияла вся мощь любви; великое действо разворачивалось между ними так, словно на земле это случилось впервые и словно до них Регина никогда не любила. Все как в первый раз, в смятении и нежности мужчина возжелал женщину, и в первый раз женщина, оказавшись в объятиях мужчины, ощутила себя воплощенным божеством. Расцветала новая весна, единственная, как всякая весна, а Регина была уже мертва. Она стиснула кулаки, вонзив в ладони острые ногти. Отрицать бесполезно; никакой успех, никакой триумф не могли помешать тому, что в этот миг Флоранс царила в сердце Санье. Не выношу ее, терпеть ее не могу!

— Хочешь вернемся? — предложил Роже.

— Нет.

Регине не хотелось уходить; ей хотелось наблюдать за ними. Глядя на них, она думала: «Флоранс лжет Санье; Санье заблуждается насчет Флоранс, их любовь основана на недоразумении». Но стоит оставить их наедине: Санье, не ведающего о двуличности Флоранс, и Флоранс, избегающую думать об этом, — их любовь будет невозможно отличить от подлинной большой любви. Ну почему я такая? — думала Регина. Когда люди рядом со мной живут, когда они влюблены и счастливы, мне кажется, что они убивают меня.