Все люди — враги
Шрифт:
А кроме того, анкета ваша заполнена не по форме.
По этому поводу уже пытались снестись с вами.
— Не по форме?
— Да. Там только одна подпись. Но, видите ли, я говорил об этом с одним работником у нас в министерстве, и, оказывается, он вас знает. Он хочет вас повидать и обещает помочь.
— Мой знакомый у вас в министерстве? Кто же это такой?
— Меня просили не говорить. Можете вы прийти завтра к чаю в мой клуб? Я приведу его с собой.
— Отлично, но только я попаду в клуб не раньше пяти часов.
— Ничего, мы вас подождем.
Поговорив еще немного, Уолтер дал отбой, оставив Тони в
На следующий день после пяти часов Энтони стоял в мраморном вестибюле клуба Уолтера и ждал, пока о нем доложат. Люди входили и выходили, обмениваясь приветствиями. Непреодолимая скука, словно от дважды прочитанной газеты, исходила от пышно отделанных стен и портретов каких-то давно забытых личностей. Странное учреждение английский клуб. «Сэр Джон совершенно неклубный человек»— это, по-видимому, считалось сокрушительной характеристикой. Тони почувствовал симпатию к сэру Джону» но, прежде чем он успел продолжить свои размышления о клубах, услышал голос Уолтера и последовал за ним в одну из больших курительных комнат, где очутился лицом к лицу со Стивеном Крэнгом. Они крепко пожали друг другу руки.
— Здравствуйте, Кларендон, как поживаете?
Очень рад встретиться с вами. Садитесь, давайте выпьем чаю.
Крэнг говорил непринужденным, вполне «культурным» голосом, отнюдь не похожим на его прежние резкие выкрики. Одет он был очень прилично, почти элегантно, в серый в полоску костюм прекрасного покроя, а его некогда всклокоченные волосы были тщательно приглажены и расчесаны на пробор. Лицо его утратило прежнюю худобу и приобрело выражение учтивой осторожности, как будто он постоянно боялся допустить какую-нибудь оплошность. Энтони был так поражен неожиданным появлением Крэнга и происшедшей с ним переменой, что сидел молча, прихлебывая чай и прислушиваясь к разговору, который казался ему пустой профессиональной болтовней, полной каких-то недомолвок и намеков. Каким чудом Крэнг очутился на государственной службе и, по-видимому, в первых ролях? Из их разговора Тони заключил, что Крэнг — начальник Уолтера.
Уолтер вскоре поднялся, сказав, что ему пора идти, очевидно желая предоставить им возможность поговорить с глазу на глаз.
— Удивительно способный человек, — сказал Крэнг тем же мягким голосом, который так поразил Тони. — Вы давно с ним знакомы?
— Нет, уже после того как вернулся из армии.
— Так вы были на войне? — Это было сказано участливо-покровительственным, почти снисходительным тоном, который неприятно резанул Энтони. — В общем, это была отвратительная история. Жаль, что мы дали вовлечь себя в нее, но выбора не было.
Теперь мы должны приложить все усилия, чтобы это не повторилось.
Тон был такой разумный и сочувственный, что Тони готов был упрекнуть себя за несправедливое чувство раздражения, охватившее его. Но какой контраст с прежним бунтарем Крэнгом! Тони надеялся, что его изумление
— Ну, а теперь насчет вашего паспорта, — сказал Крэнг, вынимая из кармана какой-то документ. — Здесь требуется еще одна подпись и ваш адрес. Чиновники паспортного отдела пытались связаться с вами, но лорд Фредерик не знал вашего адреса. А вы с ним, кстати, давно знакомы?
— Встречался до войны у Скропа, — рассеянно сказал Тони, глядя на документ. — Почему вы спрашиваете?
— Да потому, что он мой друг, — ответил Крэнг с покровительственной ноткой в голосе, — а я никогда не встречал вас у него в доме. Скроп, по-видимому, забыл подписать бумагу, — добавил он.
— Это было за несколько дней до его смерти. — Так вот что, дорогой мой, достаньте еще одну подпись для вашей анкеты. Достаточно будет подписи вашего банкира. Для въезда во Францию, Италию и Швейцарию разрешение будет получить нетрудно, весь вопрос в Австрии. Ну, а потом, конечно, потребуются визы. Вполне естественно, что правительству нежелательно, чтобы наши подданные болтались по странам, с которыми мы еще недавно воевали, да и те едва ли будут вам сейчас рады. Можете вы представить какие-нибудь веские основания для вашей поездки?
— Только неотложные личные дела, — сказал Тони, вспоминая ротную канцелярию и процедуру увольнения в отпуск.
Он вовсе не был намерен сообщать Крэнгу настоящую цель своей поездки.
— Довольно-таки неопределенно, но мы посмотрим, что можно сделать. На это, вероятно, потребуется некоторое время. Для вас это имеет значение?
— Чем скорее мне разрешат, тем лучше. Но я уже так давно жду, что могу, по-видимому, подождать еще немного.
Тони не мог подавить легкой нотки горечи в голосе: выступать в роли смиренного просителя перед Крэнтом — это уж было слишком!
— Постарайтесь вооружиться терпением, — сказал Крэнг довольно добродушно, но все с тем же прoправительственным оттенком, который раздражал Тони: — Управление государственными делами, как вы сами понимаете, обусловливается определенным порядком, которому необходимо подчиняться. Я готов согласиться с вами, что они далеко не совершенны, но мы сейчас переживаем трудное время, кругом хаос, и каждому из нас приходится мириться со всякими неудобствами и проволочками во имя общего блага.
— Да? — сказал Тони. — А вы не находите, что все это уже слишком долго тянется? И я, видите ли, никак не могу понять, какое может иметь значение для Великобритании или любой другой высокой державы, поеду я в Вену или нет.
Он подумал, есть ли у Кэти паспорт, а если нет, то как его достать.
Крэнг засмеялся.
— Разумеется, с такой точки зрения это кажется абсурдом. Но правительственные распоряжения должны охватывать всю систему, исходить из общегосударственных масштабов, а исполнительным органам надлежит пользоваться своими полномочиями в известных пределах. Кроме того, Австрия сейчас находится в состоянии политического брожения и экономического упадка…
Разговор перешел в длительную дискуссию о Габсбургской империи, причем Крэнг стоял за раздел, а Тони утверждал, что замечательная австрийская культура выросла именно из этого своеобразного союза государств, и это их самоопределение приведет только к тому, что во имя так называемого общего счастья каждый человек в отдельности станет несчастным.