Все люди — враги
Шрифт:
— Нет, — проговорил он с мрачным удовлетворением, — я не могу найти.
— Я посмотрю сам, — сказал повелительно Тони. — Дайте мне книгу.
Мальчик неохотно швырнул на конторку увесистую книгу. Тони перелистал ее, нашел указатель, быстро пробежал по нему пальцем, пока не нашел нужную ему запись, и открыл соответствующую страницу.
Продается. Описание — пропустить. Имя владельца: Барон Э. фон Эренфельз. Но адреса не указано.
— Есть у вас адрес барона фон Эренфельза? — спросил Тони.
— Не знаю.
— Ну так поищите.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что мне не разрешается.
— Если вы мне сейчас же сообщите его адрес, вы получите двадцать
— Нет, не могу, — упрямо ответил мальчик. — Ну, тридцать крон.
— Но мне не разрешается. Это против правил! — чуть не плача воскликнул мальчик, не смея нарушить священные установления.
— К черту правила! Ведь я же говорю вам, что от этого никому вреда не будет, а мне этот адрес нужен до зарезу.
Однако мальчик упорно держался за свои возлюбленные правила, и, потратив еще минут десять на безуспешные, уговоры, Тони ушел, обозвав его дураком. Он так разозлился, что забыл даже спросить, в какие часы может застать завтра агента.
Некоторое время он бесцельно бродил по улицам, ничего не видя и проклиная зловредную неподкупность этого мальчишки. Черт бы побрал их дурацкую честность, рассуждал он сам с собой; англичанин дал бы мне адрес даром, итальянца я бы подкупил в две минуты, а француза в три; а этих проклятых «бошей» ничем не возьмешь. Он чувствовал себя совершенно измученным и зашел в кафе передохнуть. Que faire? [80] Как провести время до десяти часов следующего дня?
[80] Что делать? (фp.)
Тони помешивал ложечкой кофе, и вдруг его осенило: он попросил официанта принести ему адрес-календарь. Быстро перелистав несколько страниц, он нашел то, что ему было нужно: «Эренфельз, барон Э. фон»
и тут же с досадой захлопнул книгу — там был указан адрес все того же нежилого особняка. Через минуту у него мелькнула новая мысль. Он нашел фамилию Кэти. Она повторялась с пятнадцатью различными именами, но Катарины не было. Он долго ломал голову, стараясь припомнить, как зовут ее отца, и решил, что либо Рупрехт, либо Рудольф. Было двое Р. фон, один из них граф, но Тони был уверен, что этот не мог быть отцом Кэти. Однако он тщательно выписал оба адреса и тотчас же отправился по ним.
Оба раза он проехался впустую. Ни тут, ни там не знали никакой однофамилицы, которую звали бы Катариной, ни других Родольфа или Рупрехта. Рассыпавшись в извинениях, Тони удалился, испытывая от этих визитов такое же унижение, какое испытывает ходящий по домам коммивояжер, который еще не успел приспособиться. Но по крайней мере эти люди отнеслись к нему с холодной учтивостью, и за то спасибо. Если какой-нибудь австриец вздумал бы по такому же делу явиться к кому-нибудь в Англии, непогрешимые патриоты, брезгающие подать руку убийце, спустили бы его с лестницы или передали бы в руки полиции.
Вконец измученный и расстроенный, Тони вернулся в отель, чувствуя, что он не в состоянии даже поесть. Не зажигая огня, он лег, не раздеваясь, на кровать. Что же делать дальше? Оставалась еще тонкая путеводная ниточка, которая вела к агенту и барону Эренфельзу. Завтра он пойдет туда е утра. Но может быть, ему пойти ко всем тринадцати однофамильцам Кэти? Тони бросило в жар. Он просто не в силах заставить себя заглянуть еще хотя бы в одно из этих благородных жилищ, отмеченных нищетой, где каждый чопорный жест учтивых обитателей, каждый предмет в доме, казалось, говорили с укором: «Ты — участник блокады! Ты морил голодом
Все в его поисках, казалось, было против Тони, и наиболее серьезные препятствия возникали там, где он меньше всего ожидал их встретить. Хуже всего было то, что он иностранец, недавний враг, слабо владеющий немецким языком. Это усугублялось еще тем, что у него не было никаких рекомендательных писем, никаких влиятельных знакомств. Но больше всего мешало ему его собственное душевное состояние. Нервы Тони были до такой степени напряжены, он столько раз переходил от отчаяния к надежде, и ко всему этому присоединялось постоянное чувство такого мучительного нетерпения, что казалось, а может быть, оно и в самом деле так было, он немножко свихнулся.
Малейшее препятствие вырастало в его воображении в какую-то непреодолимую преграду. Каждый очередной разговор с враждебно настроенными, незнакомыми людьми, которым его дело неизбежно должно было казаться каким-то неудачным предлогом для чего-то подозрительного, доводил его до состояния полного изнеможения. Чтобы держаться учтиво и внешне спокойно, Тони приходилось делать над собой невероятные усилия, а вполне естественное безразличие или нетерпение раздражало его, и ему казалось, что все люди относятся к нему враждебно. Он вспоминал базельскую кельнершу со смешанным чувством горечи и умиления. Какими они оба были сентиментальными идиотами, а он-то в особенности выставил себя таким дураком.
Он встал, выпил немного разбавленного водой бренди, потом снова лег. Какие еще есть возможности? Очевидно, британская дипломатическая миссия и австрийская полиция. И то и другое было в высшей степени противно.
Он знал по опыту, что британские дипломаты за границей заботятся исключительно о людях из категории «денежных тузов» и что никто другой не имеет никаких шансов добиться от них чего-либо, кроме вежливого презрения. У него не было никаких рекомендательных писем, и он представил себе, как будет объяснять высокомерному третьему секретарю посольства свою просьбу о розыске австрийской девушки, его возлюбленной. Будь он магнатом прессы или крупным представителем финансового мира — дело другое. Но имея всего лишь аккредитив на сто фунтов, а в качестве рекомендательного письма только паспорт… Он с беспокойством ощупал свои карманы, чтобы убедиться, что и паспорт и аккредитив целы.
Была еще одна основательная причина, не позволявшая ему обратиться в эти официальные органы: в 1914 году отец Кэти был арестован за действительные или мнимые сношения с Россией, и Кэти тогда вернули с швейцарской границы, возможно, даже и под конвоем. Знаменательно было то, что она с того времени больше не давала о себе знать. А что, если и она и ее отец до сих пор находятся на подозрении или, может быть, сидят в тюрьме? Если судить по тому, как мстительно настроена английская военная контрразведка, вполне возможно предположить, что так оно и есть. И если он обратится в официальные органы за справкой, это может только впутать его в какую-нибудь неприятную историю и привлечь к ним отнюдь не желательное внимание. Даже если они и на свободе, вполне может статься, что живут не под своими именами. Даже в свободной и счастливой Англии нашлось достаточно желающих сменить свои тевтонские фамилии на солидные английские Монморэнси и прочие «монты» и «форды». Какая безумная, какая нелепая затея эти безнадежные, совершенно безнадежные поиски в злобном мире враждующих людей, где царят алчность и корысть. Тони кусал себе руки в отчаянии и бессильной ярости. Да падет на них проклятие всемогущего бога, отца и сына и святого духа, ныне и присно и во веки веков!