Все монархи мира: Греция. Рим. Византия
Шрифт:
Страшное бедствие позволило осуществить мечту Нерона — отстроить Рим заново. В постройках, как и во всем прочем, он не знал меры. От Палатина до самого Эск-вилина он велел выстроить дворец, назвав его сначала Проходным, а потом, после пожара и восстановления, — Золотым. О размерах и убранстве его достаточно сказать, что прихожая в нем была такой высоты, что в ней стояла колоссальная статуя императора ростом в сто двадцать футов, площадь его была такова, что тройной портик по сторонам был в милю длиной; внутри был пруд, подобный морю, окруженный строениями, подобными городам, а затем — поля, пестреющие пастбищами, лесами и виноградниками, и на них — множество домашней скотины и диких зверей. В остальных покоях все было покрыто золотом, украшено драгоценными камнями и жемчужными раковинами; в обеденных палатах потолки были штучные, с поворотными плитами, чтобы рассыпать цветы, с отверстиями, чтобы рассеивать ароматы; главная палата была круглая и днем и ночью безостановочно вращалась вслед небосводу; в банях текли соленые и серные воды. И когда такой дворец был закончен и освящен, Нерон только и сказал ему в похвалу, что теперь, наконец, он будет жить по-человечески. Кроме этой грандиозной постройки по его указке начали строить купальню от Мизена до Авернского озера, крытую и с портиками по сторонам, в которую он хотел отвести все Байские горячие источники; начат был и канал от Аверна до самой Ос-тии, чтобы можно было туда ездить на судах, но не по
Вся не отошедшая к дворцу территория города в.дальнейшем застраивалась не так скученно и беспорядочно, как после сожжения Рима галлами, а с точно отмеренными кварталами и широкими улицами между ними, причем была ограничена высота зданий, дворы не застраивались, а перед фасадами доходных домов возводились скрывавшие их портики. Эти портики Нерон обещал соорудить за свой счет, а участки для построек предоставил владельцам расчищенными. Кроме того, он определил им денежные награды за завершение строительства особняков и доходных домов в установленные им самим сроки. Для свалки мусора он предоставил болота близ Остии, повелев, чтобы суда, подвозившие по Тибру зерно, уходили обратно, погрузив мусор; самые здания он приказал возводить без применения бревен, сплошь из габийского или альбанского туфа, ибо этот камень огнеупорен; было запрещено сооружать дома с общими стенами, но всякому зданию надлежало быть наглухо отгороженным от соседнего. Все эти меры, принятые для общей пользы, послужили вместе с тем и к украшению города. Чтобы пресечь позорящую его молву, что пожар был устроен по его приказу, Нерон приискал виновных и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем, по их указаниям, и великое множество прочих. Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах или обреченных насмерть поджигали в огне с наступлением темноты ради ночного освещения.
В 65 г. был раскрыт большой заговор, во главе которого стоял Гай Пизон. В заговор были втянуты многие сенаторы, всадники, воины и даже женщины, как из ненависти к Нерону, так и из расположения к Пизону (Тацит: «Анналы»; 15; 43— 44, 48). Заговорщиков заключили в оковы из тройных цепей; одни добровольно признавались в преступлении, другие даже вменяли его себе в заслугу — по их словам, только смертью можно было помочь человеку, запятнанному всеми пороками. Дети осужденных были изгнаны из Рима и убиты ядом или голодом. После этого Нерон казнил уже без меры и без разбора кого угодно и за что угодно (Светоний: «Нерон»; 36-37). По площадям, домам, селениям и ближайшим муниципиям рыскали пехотинцы и всадники. Отсюда непрерывным потоком гнали они толпы закованных в цепи и приводили их ко входу в сады. И когда задержанные входили туда и подвергались допросу, им вменялись в преступление то радость, обнаруженная когда-то при виде того или иного из заговорщиков, то случайный разговор, то уличные встречи, то совместное присутствие на пиршествах или на представлении. Воспользовавшись случаем, Нерон послал приказ покончить с собой всем своим врагам, которых прежде не решался тронуть и которые лишь слегка касались или даже вообще не были замешаны в заговор. Так он вынудил к самоубийству Сенеку и консула Вестина и еще очень многих невиновных (Тацит: «Анналы»; 15; 58, 63, 69).
Вслед за тем были отпразднованы вторые пятилетние игры, учрежденные Нероном. Здесь Нерон впервые выступил в театре перед римлянами. Сначала он продекламировал свои поэтические произведения (Тацит: «Анналы»; 16; 4), но все закричали, что хотят услышать его божественный голос. Принцепс отвечал, что желающих он постарается удовлетворить в своих садах, но когда к просьбам толпы присоединились стоявшие в это время на страже солдаты, то он с готовностью заявил, что выступит хоть сейчас. И тут же он приказал занести свое имя в список кифаре-дов-состязателей, бросил в урну свой жребий вместе с другими, дождался своей очереди и вышел. Встав на сцене и произнеся вступительные слова, он объявил, что будет петь «Ниобу», и пел ее до десятого часа. Продолжение состязаний и выдачу наград он отложил до следующего года, чтобы иметь случай выступить еще несколько раз; но и это ожидание показалось ему долгим, и он не переставал вновь и вновь показываться зрителям. Пел он в трагедии, выступая в масках героев и богов и даже героинь и богинь (Светоний: «Нерон»; 21). Вскоре после этого он убил жену Поппею, ударив ее ногой больную и беременную, когда слишком поздно вернулся со скачек, а она встретила его упреками (Сеетоний: «Нерон»; 35).
В 66 г. Нерон велел казнить Антонию, дочь Клавдия, которая после смерти Поппеи отказалась выйти за него замуж, обвинив ее в подготовке переворота. Пасынка своего, Руфрия Криспина, сына Поппеи, он велел его рабам утопить в море во время рыбной ловли, так как слышал, что мальчик, играя, называл себя полководцем и императором. Затем он женился на Статилии Мессалине, муж которой, Аттик Вестин, был незадолго до этого казнен.
Тогда же все греческие города, в которых бывали музыкальные состязания, постановили послать ему венки кифаредов. Он принял венки с великой радостью, а послов, прибывших с ними, допустил к себе прежде всех и даже пригласил на дружеский обед. За обедом некоторые из них упросили его спеть и наградили шумными рукоплесканиями. Тогда он заявил, что только греки умеют его слушать и только они достойны его стараний. Без промедления он собрался ехать в Грецию и пустился в путь. Тотчас по переезде он выступил в Кассиопе с пением перед алтарем Юпитера, а потом объехал одно за другим все состязания. Для этого он велел в один год совместить праздники самых разных сроков, хотя бы их пришлось повторять, и даже в Олимпии, вопреки обычаю, устроил музыкальные игры.
Когда он пел, никому не дозволялось выходить из театра, даже по необходимости. Поэтому, говорят, некоторые женщины рожали в театре, а многие, не в силах более его слушать и хвалить, перебирались через стены, так как ворота были заперты, или притворялись мертвыми, чтобы их выносили на носилках. Трудно поверить, как робел и трепетал он, выступая, как ревновал своих соперников, как страшился судей. Соперников он обхаживал, заискивал перед ними, злословил о них потихоньку, порой осыпал их бранью при встрече, словно равных себе, а тех, кто был искуснее его, старался даже подкупить. К судьям он перед выступлением обращался с величайшим почтением, уверяя, что он сделал все, что нужно, однако всякий исход есть дело случая, и они, люди премудрые и ученые, должны эти случайности во внимание не принимать. Судьи просили его мужаться, и он отступал, успокоенный, но все-таки в тревоге: молчание и сдержанность некоторых из них казались ему проявлением недовольства и недоброжелательства, и он заявлял, что эти судьи ему подозрительны. При соревновании он тщательно соблюдал все порядки: не смел откашляться, пот со лба вытирал руками, а когда в какой-то трагедии выронил и быстро подхватил свой жезл, то в страхе трепетал, что за это его исключат из состязания, и успокоился лишь тогда, когда второй актер ему поклялся, что никто этого не заметил за рукоплесканиями и кликами народа. Победителем он объявлял себя сам, поэтому всякий раз он участвовал и в состязании глашатаев. А чтобы от прежних победителей нигде не осталось ни следа, ни памяти, все их статуи и изображения он приказывал опрокидывать, тащить крюками и сбрасывать в отхожие места. Выступал он много раз и возницею, в Олимпии он правил даже упряжкой в десять лошадей. Правда, здесь он был выброшен из колесницы; его вновь туда посадили, но продолжать скачку он уже не мог и сошел с арены, однако, несмотря на это, получил венок. Отправляясь в обратный путь в 67 г., он подарил всей провинции свободу, а судьям — римское гражданство и немалую денежную награду: об этой милости он объявил в день Истмийских игр с середины стадиона.
Из Греции он вернулся в 68 г. в Неаполь, где выступил когда-то в первый раз, и въехал в город на белых конях через пролом в стене, по обычаю победителей в играх. Таким же образом вступил он и в Акций, и в Альбан, и в Рим. В Рим он въезжал на той колеснице, на которой справлял триумф Август, в пурпурной одежде, в расшитом золотыми звездами плаще, с олимпийским венком на голове и пифийским — в правой руке; впереди несли остальные венки с надписями, где, над кем и в каких трагедиях или песнопениях он одержал победу, позади, как в овации, шли его хлопальщики, крича, что они служат Августу и солдатами идут в его триумфе. Он прошел через Большой цирк, для чего снес арку, через Велабр, форум, Пала-тин и храм Аполлона; на всем его пути люди приносили жертвы, кропили дорогу шафраном, подносили ему ленты, певчих птиц и сладкие яства. Священные венки он повесил в своих опочивальнях возле ложа, и там же поставил свои статуи в облачении кифареда. Но и после этого он не оставил своего усердия и старания: ради сохранения голоса он даже к солдатам всегда обращался лишь заочно через глашатая; занимался ли он делами или отдыхал, при нем всегда находился учитель произношения, напоминавший ему, что надо беречь горло и дышать через платок. И многих он объявлял своими друзьями или врагами, смотря по тому, охотно или скупо они ему рукоплескали.
Между тем правлению его приходил конец. Высадившись в Неаполе, он узнал о восстании галльских легионов во главе с Виндексом. Отнесся он к этому спокойно и беспечно: могло даже показаться, что он радовался случаю разграбить богатейшие провинции по праву войны. Но, когда к восстанию присоединились испанские легионы во главе с Гальбой, Нерон пал ниц и в душевном изнеможении долго лежал как мертвый, не говоря ни слова, а когда опомнился, то, разодрав платье, колотя себя по голове, громко кричал, что все уже кончено. Успокоившись затем немного, он сместил обоих консулов и один занял их место. Но и здесь Нерон остался верен себе — готовясь к галльскому походу, он прежде всего позаботился собрать телеги для перевозки театральной утвари, а наложниц, сопровождавших его, приказал остричь по-мужски и вооружить секирами и щитами, как амазонок. Потом он объявил воинский набор по городским трибам, но никто годный к службе не явился; тогда он потребовал от хозяев известное число рабов и отобрал из челяди каждого только самых лучших. Всем сословиям он приказал пожертвовать часть своего состояния, а съемщикам частных ломов и комнат — немедленно принести годовую плату за жилье в императорскую казну. Всем этим он возбудил еще большее негодование к себе.
В разгар его приготовлений пришло известие, что и остальные легионы — и на востоке, и на западе, — отложились и готовы выступить против Рима. В ужасе он стал готовиться к бегству и упрашивал преторианцев последовать за ним, но те отказались. До вечера он колебался между различными планами: то хотел отдаться в руки Галь-бы, то обратиться с мольбой к народу, то ехать в Египет. Дальнейшие размышления он отложил на следующий день. Но среди ночи, проснувшись, он увидел, что телохранители покинули его. Вскочив с постели, он послал за друзьями и, ни от кого не получив ответа, сам пошел по их покоям. Все двери были заперты, никто не отвечал; он вернулся в спальню — оттуда уже разбежались и слуги. Нерон, как был босой, в одной тунике, накинув темный плащ, закутав голову и прикрыв лицо платком, вскочил на коня; с ним было лишь четверо спутников, среди них — Спор. Впятером они пробрались в усадьбу вольноотпущенника Фао-на между Соляной и Номентанс-кой дорогами. Плащ принцепса был изорван о терновник; когда он захотел пить, ему пришлось утолять жажду из какой-то лужи. Фаон укрыл его в жалкой каморке, где лежала тощая подстилка, прикрытая старым плащом. Когда Нерон захотел есть, ему предложили грубый хлеб, когда же он обратился за советом, эти последние, еще оставшиеся ему верными друзья, предложили ему покончить с собой и тем избежать позора. Он велел снять с себя мерку и по ней вырыть у него на глазах могилу, собрать куски мрамора, какие найдутся для надгробья, принести воды для обмывания трупа и дров для костра. При каждом приказании он всхлипывал и все время повторял: «Какой великий артист погибает!» Пока он медлил, пришло известие, что сенат объявил его врагом и разыскивает, чтобы казнить по обычаю предков. В ужасе он схватил два кинжала, взятые с собой, попробовал острие каждого, потом опять спрятал, оправдываясь тем, что роковой час еще не наступил. Только когда сообщили, что к вилле приближаются всадники, он вонзил себе в горло меч. Он еще дышал, когда ворвался центурион, который, зажав платком его рану, сделал вид, что хочет ему помочь. Нерон только и мог ответить: «Поздно! Вот она, верность!» — и с этими словами испустил дух. Глаза его остановились и выкатились, на них ужасно было смотреть (Светоний: «Нерон»; 22— 25, 35, 40, 42-45, 47-49).
НИКАНДР
Легендарный спартанский царь из рода Эврипонтидов, правивший в VIII в. до Р.Х. Сын Харилая.
Никандр воевал с Аргосом, как и его отец, и причинил аргоссцам большие опустошения (Павсаний: 3; 7).
НИКИФОР I ГЕНИК
Византийский император, правивший в 802-811 гг. Род. ок. 760 г. Умер 26 июля 811 г.
Патрикий Никифор, родом пи-сидиец, был при императрице Ирине логофетом геникона. В 802 г. он при содействии начальника военных корпусов Никиты и других придворных чиновников низложил императрицу. Переворот, которым он руководил, был дерзко задуман и столь же смело осуществлен. Заговорщики явились к медным воротам и обманули некоторых военачальников следующей выдумкой: они уверили их, что посланы самой императрицей провозгласить Никифора императором, потому что Аэций, ее евнух, принуждает Ирину сделать императором своего брата Леона. Военачальники поверили этой лжи и объявили Никифора императором. После этого заговорщики подступили к дворцу, а по всему городу разослали рабов объявить о восшествии на престол нового государя. Вокруг дворца Елевферия, где находилась Ирина, расставили стражу. Утром ее заключили под стражу в Большом дворце. Тем временем Никифор был коронован. Через несколько дней низложенную императрицу сослали на остров Принкипо в обитель, которую она сама устроила. Так как престиж Ирины к этому времени пал очень низко, войска и фемы отнеслись спокойно к ее свержению. Восстала только фема Арме-ниак, стратиг которой, Вардан, объявил себя императором и подошел к столице. Но до военных действий не дошло. Осознав свою слабость, Вардан вступил с Ники-фором в переговоры, запросил пощады и постригся в монахи. В следующем году император велел ослепить его. Таким образом, он утвердился у власти.