Всё нормально на Кубани в конце восьмидесятых
Шрифт:
Одел красную клетчатую рубашку с коротким рукавом, парадные джинсы с карманами на коленях. Достал из заначки большую красную коробку конфет со смешным названием «Бобоньерка», запаковал её в красивый пакет в котором из Новороссийска передали фурнитуру. Воробей выдал мне мотоциклетный шлем с козырьком, и мы помчались с ветерком.
Заехали мы на задний двор больнички и припарковались возле санитарки — «РАФика». Воробей, сразу же убежал, сказав ждать здесь. Вскоре вышла крупная такая деваха в белом халате.
— Ты Андрей? — спросила она у меня, глядя сверху вниз.
—
— А чего не Бжегош или Франтишек?
— Да это типа, как бы, — я замялся и печально посмотрел на величественную медсестру.
— Ладно, пойдём, танкист без собаки!
Меня провели коридорами, и притащили к какой-то тетеньке врачихе без очереди и регистратуры. Докторица велела развдеваться, и начала меня мять, общупывать и прослушивать своим трубками. Выписала направление на рентген и профессиональным жестом забросила коробку конфет в ящик стола. При этом открыла, забросила одну конфетку в рот.
— Ммм пралине, — сказала она, что-то по медицински, и начала заполнять на меня какую-то карточку, бормоча под нос, — сложение плотное, атлетическое (ухх это про меня?), многочисленные гематомы, зэчемэтэ… без видимых последствий…
Заполнила карточку и под присмотром великанши — медсестры погнала меня на рентген.
Я промаялся в больничке еще пару часов, ожидая то снимки, то заключения по ним, меня еще посмотрело пару докторов. Мне было жутко неудобно задерживать Воробья. Но как оказалось, тому было пофиг. Он мило ворковал у мотоцикла со своей великаншей и пускал слюни. Назначили мне какие-то таблетки и мази, и порекомендовали покой. Короче заживет как на собаке.
Переломов ребер нет, сильные ушибы, как сказала первая докторица развитые мышцы (да я вообще шикарен!) уберегли от переломов. Подружайка Воробья сказала, что передаст мне лекарства, и мы благополучно отчалили, к обеду я уже был дома. Воробей распрощался со мной и, помахав, укатил. Сегодня я уже чувствовал себя намного лучше.
Хрен с ним садом и огородом, подождут. Мне покой нужен. С этой мыслью я заснул, на раскладушке в саду.
Разбудили меня крики от калитки. Кричали громко и настойчиво. Я послал кота Тихона разобраться, кто там и повернулся на другой бок. Кот спрыгнув с моей груди, забил болт на мои указания и ушел по своим делам, гордо покачивая хвостом. Вот падла!
Придётся самому идти.
Ёпта! Целая делегация. Машка и еще какая-то тётка лет тридцати и Витёк за рулем мотоцикла.
— Андж, ты как жив? — спросила Мадонна, стаскивая с головы строительную каску, заменявшую ей шлем.
— Да нормально Маш, в больничке был, переломов нет, лечение назначили, а вы чего?
— У меня отгулы, у Веры тоже, машинку и нитки мы привезли с собой, так, что будем шить, на море делать нефиг там все отдыхающими забито, да и подработать не помешает. По проценту в силе?
— А ну да! Я просто не думал, что так скоро. А вот эта Вера она ээ…
— Подружайка моя швея — раскройщица, я с ней свой процент поделю, она от своего смоталась на день он там, в запой ушёл. Чо бабе по подругам прятаться, найдет же колдырь грёбанный, а тут пусть с пользой время проведет!
Машка развила бурную деятельность, заставила Витька перетащить из коляски швейную машинку и еще какие-то коробки, и пакеты в летницу. Витек попрощался и довольный свинтил в город.
Машка и её подружка оборудовали швейное место, подключили машинку, заставили меня притащить из дома переносную лампу для дополнительного света. Решили начать с женской «Снежинки». Что-то трещали между собой, тыкали в журнал, Вера, которую я хотел сперва называть по имени отчеству, начала что-то черкать в тетрадке. Брюки они перешили вообще под женский вариант, раскроили из обрезков, нарастили пояс, настрочили в него резинок. Что-то заузили, что-то отпороли.
Причем работали быстро и слаженно, ножницы так и мелькали. Я, вздохнув, и переживая, о том, как бы не появился дед, начал чистить картошку на жареху.
Когда приехал Воробей и привез лекарства, комплект «Снежинка» был уже полностью готов. Машка, облачившись в костюмчик, прохаживалась перед большим зеркалом, притащенным из дома.
Воробей, приглашенный в летницу, открыл рот:
— Ого вот фирмА, сразу видно, в Краснодаре таких не видел!
Мадонна, кокетливо ухмыльнулась и вытолкала Воробья взашей.
— Андж, бля если такие мужские будут, я возьму, — затараторил он мне, — бабло есть если чо!
Я пообещал «достать» Воробью комплект, пошёл дожаривать картоху и резать салат из огурцов и помидоров.
С мужскими комплектами швеи управлялись намного быстрее. Зауживали по лекалу, быстро встрачивали замки. Поужинали, я налил подружкам по пятьдесят грамм «от усталости» и снова принялись за работу. Дамы работали как заведенные всю ночь.
Меня научили при помощи нехитрого приспособления из картонки маленьких тисков, клепать пуговки и заклепки. Работали всю ночь. Девчата, изредка употребляли сэма, запивая его кофе, выходили покурить на улицу, я пил просто кофе и клепал пуговки с заклепками. Закончили часов в девять утра.
Швеи-мотористки, пошли в летний душ, я разогрел оставшуюся картошку на завтрак и принялся убираться.
Дамочки, ополоснувшись и поклевав картохи сказали, что работа еще не окончена. У Веры Анатольевны (хотя она упорно просила называть её по имени) на работе в столе лежала куча бирок, споротых с индийских рабочих халатов. Она работала в мастерской — швейке при заводе. В лабораторию поступили рабочие халаты и по каким-то там правилам, от них надо было отпороть все бирки и срезать карманы. Эти самые бирки были на английском и вполне могли улучшить имидж «варенок».
Вера позвонила себе на работу, попросила передать бирочный пакет Машкиному Витьку. Тому задачу поставили через третьи руки, дозвонившись до проходной.
Дамочки, упали на мой диван и, накрывшись простыней дружно захрапели. Я поплелся на свою раскладушку и тоже провалился в сон. Мне приснился дед, который веником выгонял из летницы швей и матерился на польском. Я в ужасе проснулся. Сходил перессать заодно заглянул в летницу. Девчата дружно храпели, Тихон, устроившись у них в ногах, вторил им урчанием.