Все о любви
Шрифт:
— Они слишком опасны, чтобы положить их куда-нибудь еще!
— Мы с тобой говорим именно о дорожной конторке твоей бабушки, обитой розовой кожей?
Мэри Энн кивнула.
— Ты же знаешь ее.
— Я просто хочу проверить. — Филлида прикидывала, как много она может рассказать Мэри Энн. — Я отправилась к Горацию утром в воскресенье, чтобы отыскать эту конторку.
— И? — Мэри Энн вскинулась было, но вдруг все поняла. И паника на ее лице сменилась ужасом. Она открыла рот, затем закрыла, а потом сдавленно пискнула:
— Ты видела убийцу?
— Нет, не совсем.
— Не совсем?
Филлида поморщилась.
— Позволь я расскажу все с самого начала.
И она рассказала, как выдумала несуществующую головную боль, как переоделась в бриджи и ботинки (она частенько так делала, затевая что-то недозволенное).
— Утро воскресенья было идеальным временем, так как никого не должно было быть дома.
— Но Гораций был болен.
Да. Но я-то этого не знала. Я проскользнула через лес, обыскала постройки на заднем дворе его дома, которые он использует в качестве склада, вошла в кухню и обыскала кладовую. Там везде было полно мебели. Я нигде не обнаружила бабушкиной конторки и подумала, что она должна быть где-то в самом доме. Тогда я прошла через кухню в холл…
— И ты увидела убийцу.
— Нет. Я обнаружила тело только что убитого Горация.
— После того как убийца ударил мистера Кинстера и оставил его умирать.
Филлида стиснула зубы.
— Нет. Я была там до мистера Кинстера.
— Ты видела, как убийца нанес удар мистеру Кинстеру?!
— Нет! — Она бросила свирепый взгляд на Мэри Энн. — Не перебивай!
Наконец та начала понимать, что произошло, и, как только истина открылась ей, Мэри Энн ошеломленно уставилась на Филлиду.
— Так это ты ударила мистера Кинстера?
— Я вовсе не собиралась этого делать! Алебарда упала сама — я сумела лишь развернуть ее, чтобы она его не убила.
Лицо Мэри Энн прояснилось.
— Он полностью поправился. Должно быть, у него твердая голова.
— Возможно. Но затруднение состоит не в этом. — Глядя в глаза Мэри Энн, Филлида проговорила: — Он знает, что я была там.
— Я думала, он был без сознания.
— Не совсем — не сразу.
— Он видел тебя?
Филлида описала, что случилось. Мэри Энн посмотрела на подругу с недоверием.
— Но он не мог узнать тебя по одному прикосновению. Он тебя разыгрывает.
— Я так и подумала сначала. Но он узнал, Мэри Энн, узнал и теперь хочет знать, что произошло.
— Ну хорошо, почему бы тогда просто не сказать ему, что да, ты была там, и рассказать, что случилось и почему ты вынуждена была убежать?
— Я не признавалась, что была там, потому что он тут же захотел бы знать почему.
Мэри Энн побледнела.
— Ты не должна ему этого говорить!
— Он намерен выяснить, что произошло, — он расследует убийство Горация. С его точки зрения, ему необходимо знать все, что произошло в то утро.
— Но ему абсолютно ни к чему знать о моих письмах. — У Мэри Энн задрожали губы. — И он не может заставить тебя рассказать.
— Еще как может.
— Ерунда. Ты всегда во всем была главной — ты дочь сэра Джаспера. Ты можешь просто посмотреть на него сверху вниз и отказаться что-либо говорить. Как он может заставить тебя?
— Я не могу объяснить этого, но он может. — Филлида была не в состоянии описать, что значит чувствовать себя пойманной в ловушку, осознавать, что он наблюдает и выжидает… пока спокойно, но кто знает, сколько это продлится? Кроме всего прочего, она чувствовала, что должна рассказать ему то, что он так стремится узнать. — Он пока не угрожал, что расскажет папе, что я была там, но он может это сделать. Это как дамоклов меч, висящий над моей головой.
— Слишком мелодраматично. Он просто давит на тебя. У него нет никаких доказательств. С чего бы сэру Джасперу ему поверить?
— И как часто я умираю от головной боли?
Мэри Энн скорчила недовольную гримасу и продолжила более сдержанно:
— Ты не можешь взять и рассказать ему о моих письмах — ты поклялась никому не говорить.
— Но речь идет об убийстве. Гораций был убит. Мистеру Кинстеру необходимо знать, что там произошло и что я видела.
Она пока не упоминала о коричневой шляпе. Это могло бы еще больше огорчить Мэри Энн, которая и без того была уже достаточно расстроена.
— Ему необходимо узнать о твоих письмах, чтобы быть уверенным, что они не имеют отношения к причинам, по которым был убит Гораций.
Мэри Энн испуганно уставилась на подругу.
— Нет! Если ты расскажешь о письмах, он решит, что это Роберт убил Горация.
— Не будь дурочкой. Роберта ведь не было поблизости… — Филлида пристально посмотрела на Мэри Энн. — Только не говори мне, что Роберт был здесь в воскресенье утром.
— Я шла домой из церкви — был прекрасный летний день. — Мэри Энн старалась не встречаться взглядом с Филлидой. — Мы встретились в лесу Белликлоуз.
— Невероятно, чтобы Роберт убил Горация, а затем поспешил на свидание с тобой. Следовательно, он не может быть убийцей.
— Но мы не можем признаться, что встречались в лесу!
Филлида подавила стон. Решив попробовать другую тактику, она спросила:
— Что такого в этих письмах? — Она не спрашивала об этом до сих пор — пока важно было всего лишь раздобыть эти письма, чтобы Мэри Энн успокоилась, и это казалось достаточно легкой задачей. Она поклялась молчать вовсе не потому, что собиралась рассказать о существовании писем кому-либо. Но сейчас смерть Горация все изменила, а она по-прежнему была связана своей клятвой.
Мэри Энн теребила складки на юбке.
— Я же говорила тебе, это письма, которые я писала Роберту, и его письма ко мне.
Роберт Коллинз был женихом Мэри Энн, но они не были помолвлены. Ее родители были категорически против этого союза еще с того времени, когда Мэри Энн и Роберт впервые встретились на Эксетерской выставке. Мэри Энн тогда было семнадцать, а Роберт работал клерком в юридической конторе в Эксетере. Его перспективы были неопределенны, но через год он намеревался сдать последний экзамен и получить право на самостоятельную практику, что позволило бы содержать семью. С течением времени их взаимная преданность друг другу только укрепилась. Ее родители надеялись, что это увлечение пройдет само собой. Однако им не следовало недооценивать упорство Дочери. Принимая во внимание, что Роберт в Эксетере и свидания молодых были бы редки, родители позволили обычный обмен письмами.