Все приключения Электроника
Шрифт:
– Поиски глагола, – сказал Электроник. – Но при чем тут дятел?
– Сам ты дятел! – вскипел Сыроежкин и, взглянув на товарища, успокоился. – Понимаешь, дятел – не просто дятел, а символ. Я сочиняю одно послание… – Сергей чуть замялся, порозовел. – Для одного человека…
– Я догадался, что это стихи, – сказал Электроник. – Возьми вместо дятла более современный символ. Например, сверхновую.
– Я отказываюсь от звезд, – твердо отчеканил Сыроежкин. – Сегодня сверхновая, завтра сверхновая…
Он высунулся по пояс в открытое окно, взглянул на голубой апрельский снег, набрал воздуха и снова забормотал про дятла.
Гигантская работа поэта была очень наглядна: он высекал пером на бумаге искру неповторимого слова. Чудак Электроник! Разве пишут стихи про сверхновые, про сверхсильных или про а-коврики? Настоящие стихи складывают из самых обыкновенных слов. Вон за окном дятел стучит на старой сосне. Осторожно стучит, деловито. А в стихах он должен стучать так, чтобы человек, кому они предназначены, запомнил эти слова на всю жизнь.
– В одна тысяча пятьдесят четвертом году, – раздался скрипучий голос, – в июне месяце, как свидетельствуют хроники, в небе появилась «звезда-гостья». Она светила так ярко, что ее видели даже днем. Звезда превосходила Венеру – самое заметное светило после Луны и Солнца. Потом угасла.
Сыроежкин с удивлением вслушивался в знакомые интонации. Как хитро Электроник старается привлечь его внимание: «В одна тысяча пятьдесят четвертом году…» Будто говорит сам Таратар.
– Ты готовишься к уроку? Репетируешь? – усмехнулся Сергей. – Завтра у тебя важный день. Первый урок учителя Электроника. Прости, а как к тебе обращаться? – озадаченно спросил он. – Ведь у тебя нет отчества…
– Зови меня просто учитель, – с достоинством сказал
Электроник. – Завтра я продемонстрирую новые возможности преподавания.
– Слушаюсь, учитель!
Сыроежкин не сомневался в успехе Электроника.
И хорошо, если он расскажет о сверхновых звездах. Как однажды на заре земной жизни вспыхнула сверхновая в нашей Галактике. Астрономы говорят, что прошли десятки лет, пока свет от взрыва достиг планеты. Прошли еще десятки тысяч лет, и вымерли гигантские динозавры – возможно, от космического излучения.
Сергей жалел уже, что никто, кроме Электроника и
Рэсси, не видел, как бабахнула его сверхновая. Наверное, после взрыва небо долго еще светилось загадочным фиолетовым сиянием. Но все знакомые спали.
– Таратар не спал, – уточнил пунктуальный Электроник. – У него несколько ночей горит свет.
– Мучается, бедняга, – вздохнул Сергей, – проверяет наши работы.
– Я глубоко уважаю учителя математики, – сказал Электроник. – Он исправляет свои ошибки. Я послал ему перечень ошибок.
– Ты?
– Сто двадцать страниц расчетов, – добавил Электроник. – Или он признает наши изобретения, или – нет.
И отец Виктора Смирнова, оказывается, получил от Электроника толстенный том расчетов искусственного животного. По почте. Может быть, тоже изучает по вечерам?
– Зачем ты это делаешь? – с удивлением спросил Сергей. – Разве заставишь инженера полюбить корову?
Электроник пояснил, что проверяет на противниках полезность опытов. Сам он нисколько не сомневался, что тот, кто отрицает бесспорные изобретения, совершает ошибку.
«Лучший в мире коллекционер чужих ошибок», – подумал Сергей.
– Ты и про меня можешь сказать что-нибудь… особенное? – решил испытать он новый талант друга.
– Конечно.
– Я готов выслушать правду.
Сыроежкин развалился на самодельном стуле.
– Ты серьезно болен, – хриплым голосом произнес Электроник. – Я пока не знаю, что это за болезнь. Только начал изучать медицину. Но заболевание не простое, вроде лихорадки.
Сергей снисходительно улыбнулся:
– Предположим… В чем заключается моя болезнь?
– Когда кто-то говорит про Майку, ты сразу краснеешь или бледнеешь.
Сергей вскочил, сжал кулаки:
– Сейчас же замолчи!
– Я говорю правду, – сказал Электроник, отступая. – Вот и сейчас ты с одной стороны красный, а с другой белый. Осторожно!
С минуту они молча смотрели в глаза друг другу.
Сергей разжал кулаки.
– Извини, – сказал он устало. – Это такой бешеный вирус. Хуже гриппа.
– Может, для тебя сделать что-нибудь? – спросил
Электроник больного товарища. – Может, посоветоваться с Майей? Позвонить ей сейчас?
– Ты что – телефонный узел? У тебя нет дел поважнее, чем болтать с девчонками?
Электроник покачал головой.
– У меня есть неразрешимая задача. Если я ее не решу, то устарею.
Он не добавил при этом, что может перегореть от напряжения. Но и так было ясно, что дело очень серьезное, – настолько печальным выглядел всегда спокойный Электроник.
Сыроежкин испугался.
– Ну что ты, Электроник, – бодро сказал он. – Какие могут быть проблемы, когда мы побеждаем во всем!
– Я не могу решить главную задачу, – повторил Электроник. – Ты мой друг и должен знать, что для меня существует предел…
И Электроник очень точно изложил, в чем заключается предел для развития электронной системы.
Оказывается, есть одна формула, согласно которой грамм любой материи – живой или искусственной – не может обработать более 10^17 битов информации в секунду. Электроник разыскал эту формулу в старых трудах и сам проверил ее. На первый взгляд цифра предела как будто громадная: ведь с момента образования Земли прошло всего 10^23 микросекунд, а число атомов в известной нам Вселенной 10^73. Но Электроник не собирался считать атомы и микросекунды, он хотел решать новые задачи. И не мог взяться за многие из них из-за исключительной сложности.