Все против короля

Серова Марина Сергеевна

– Она что же, не работает?

– Нет, ее содержит супруг. Они продолжают жить в одном доме, сохраняют видимость того, что у них нормальная семья, но на самом деле это не так. У каждого из них своя жизнь, тем более дети уже взрослые...

– Ариша, а откуда ты все это узнал? – осведомилась я, когда проанализировала его рассказ.

– Ну мне как раз поведал об этом тот психоаналитик, которого Лариса Кудринцева прилежно посещает вот уже несколько лет. И, между прочим, сегодня в три часа дня она будет у него на приеме.

– У психоаналитика? В три часа? – переспрашивала я, размышляя о том, как можно использовать это обстоятельство.

–

Да, вероятно, снова станет плакаться, что у мужа есть другая женщина с каким-то экзотическим именем, – дед застыл в глубокой задумчивости.

– Агнесса? – уточнила я, смеясь.

– Да, точно. А почему тебя это так развеселило?

– Потому что Агнесса – это не женщина, а кобыла. Но Владимир Дмитриевич действительно называет ее любимой. Однако другая женщина у Кудринцева тоже имеется. Мне удалось выяснить, что у него роман с дочерью хозяина конюшни.

– С Мешковой, что ли?

– Ариша, ты ее знаешь?

– Я знаю Игоря Алексеевича Мешкова и в курсе, что у него есть дочь, но с ней лично незнаком.

– Да, мир тесен. А скажи-ка, Ариша, этот Мешков – игрок, да?

– Сейчас уже нет, но персонаж он очень интересный.

– Чем же?

– Прежде всего скажу тебе, – дед уселся поудобнее и продолжил: – Мешков очень скаредный тип. Деньги он любит до безобразия. Играл Игорек в карты не ради самого процесса, не ради общения с интересными людьми, а исключительно ради выигрыша. Если проигрывал, то сразу начинал оспаривать справедливость чужой победы. Поначалу ему даже удавалось убедить всех сидящих за игральным столом в том, что наиболее удачливый соперник – плут или профессиональный катала.

– Шустрый какой! – усмехнулась я. – Как вы его только терпели?

– И в нашей семье, как говорится, не без морального урода. Со временем к его выходкам все привыкли, и они уже не прокатывали. Тогда Мешков взял другую тактику – начинал давить на жалость. Денег, мол, нет, жена больная, дочка маленькая, дайте отыграться, иначе вены себе порежу и кровью здесь все залью.

– И что? Неужели резал вены?

– Нет, обычно ему шли навстречу и давали отыграться. И ведь везло мошеннику – зачастую отыгрывался! Но помню, был и такой случай, – дед с удовольствием ударился в воспоминания, – проиграл Игорек Роме Ковалевскому пятьсот советских рублей. Не такие уж это большие деньги, скажу я тебе, потому как иногда ставки и до десяти тысяч доходили. А за десять штук тогда «Волгу» взять можно было. Но и не маленькие – профессорская зарплата. Мешков, как водится, стал плакаться, что деньги, дескать, были, сторублевыми банкнотами, но их кто-то из присутствующих спер из кармана пиджака, который он неосторожно на пять минут без присмотра оставил. Тогда Рома, щедрая душа, говорит ему – прощу долг, если ты нас всех позабавишь. Ты уж прости, Полетт, расскажу дальше все без купюр...

– Дедуля, неужели все так неприлично было?

– По тем временам это было очень срамно. Это сейчас по «ящику», прости, господи, чего только не увидишь. А моральный облик советского человека был практически целомудренным. Лицезреть обнаженку, кроме как в раздельной бане, нигде не приходилось. Так вот, Рома и говорит ему – выйдешь неглиже на мороз и споешь во дворе во весь голос какой-нибудь куплетик, прощу долг. Так что ты думаешь, Полетт, сделал Мешков?

– Неожиданно нашел деньги, которые завалились за подкладку, – предположила я.

– А вот и не угадала! Дело было глубокой ночью, часика в три. Как

ты понимаешь, специализированных заведений, в которых можно было в комфортных условиях просаживать свои деньги, в те годы не было. Играли мы на квартире у этого самого Ромы Ковалевского. Мешков, ни слова не говоря, развернулся и ушел. Удерживать его никто не стал, все решили, что он за деньгами отправился. И вдруг, минут через пять, слышим на улице пение пьяного ямщика. Мы прильнули к окну и буквально остолбенели – Игорек стоит в чем мать родила посередине двора и голосит: ой, мороз, мороз... Мы с ребятами едва со смеху не умерли. А он куплетик спел – и обратно в подъезд забежал одеваться. После этого Игорек с полгода не играл, потом опять втянулся, но ненадолго. Снова проиграл крупную сумму одному заезжему гастролеру по кличке Маститый. Я сам при той игре не присутствовал, но кое-что знаю с чужих слов. В общем, Мешков опять стал юлить, но тот мужик был шибко серьезный и ни на какие уловки не поддавался. Сказ его был простой: проиграл – плати.

– Логично.

– И я про то же, – поддакнул дед. – Игорек понял, что влип капитально, и сунул тому гастролеру в лицо свою сберкнижку. В общем, поутру они пошли в сберкассу, вдвоем без свидетелей. Мешков якобы все, что проиграл, отдал ему сполна. Только вскоре дошел до нас слушок, что в лесопосадках был найден труп неизвестного мужчины с проломленной головой. Лицо изуродовано так, что и не узнать. Но одна особая примета на того гастролера указывала. Была у Маститого на спине татуировка с дамами четырех мастей. Об этом немногие знали, и Мешков, похоже, был не в теме. Вот, Полетт, делай выводы отсюда сама.

– Выводы просты, но Мешков, конечно, был удивлен этим прискорбным фактом не менее других, – предположила я.

– Разумеется.

– И что же ему это все с рук сошло?

– Видишь ли, Полетт, гастролер многих в Горовске обул, поэтому добрых чувств к нему здесь никто не испытывал. Умер дяденька, и царство ему небесное! Может, я зря, конечно, напраслину на Игоря Алексеевича возвожу. Не исключено, что кто-то другой того человечка порешил, но только не я один тогда подозревал в этом мокром деле Мешкова. Многих такие мысли посетили. Дело в том, что Маститый росточка был небольшого, щупленький, а Игорь – шкаф под два метра ростом. Однако милиция на него не вышла. Убийство потом на какую-то преступную группировку повесили, которая фуры на дорогах бомбила.

– Ясно. И что же, после того случая Мешков резко бросил играть?

– Да, с тех пор он действительно завязал. Были то уже смутные девяностые годы. Люди делали капитал, кто как мог. Вот и Мешков тоже ударился в бизнес.

– Приватизировал конюшню? – предположила я.

– Нет, лошадьми он занялся не сразу. В застойные времена Игорь ветеринаром работал, потом разведением собак занимался, из-за границы элитные породы возил парами, чтоб здесь размножались...

– Ясно, устроил у себя дома Ноев ковчег.

– Не знаю, у себя дома или не у себя, но живет он по-прежнему на улице Космонавтов. Знаешь, желтую шестиэтажку сталинской эпохи? Ну вспоминай, с аркой! В этом доме на углу еще железнодорожные кассы находятся...

– Так бы сразу и сказал. Я частенько мимо проезжаю. В этом доме раньше партийная элита жила, так?

– Да, отец его покойной супруги был когда-то вторым секретарем горкома, потом его в область перевели, а квартира Мешковым осталась. Игорь Алексеевич ее однажды чуть в карты не проиграл.