Все пули мимо
Шрифт:
Где-то к полуночи добрались мы наконец к «фазенде». Подошли к забору каменному, пятиметровому и остановились.
— И что дальше? — иронизирует Сашок, впервые за три часа рот раскрывая. — Назад пойдём или как? Учти, если мы даже каким-то чудом на стену взберёмся, то там сигнализация проведена. А по всему парку, если помнишь, телекамеры стоят, любое движение фиксируют. Да и оператор в пультовой сегодня чаи не гоняет, а пристально за мониторами наблюдает.
Ничего я на это Сашку не говорю, сам знаю и понимаю. Меня другое в охране интересует.
— Патруль по периметру ходит? — спрашиваю.
— А зачем? — пожимает плечами Сашок.
— Тогда нишкни, — обрезаю его и блещу эрудицией: — Чапай думать будет.
Сажусь на корточки под забором, спиной стену подпираю, закуриваю. Естественно, для отвода глаз Сашка задумчивость на себя напускаю, а на самом деле в переговоры с Пупсиком вступаю.
«Пупсик, — спрашиваю про себя тихонько, — ты можешь сделать так, чтобы на экранах мониторов нас видно не было?» Заодно, чтобы ему легче разобраться было, в голове своей картинку дежурки пультовой в особняке Бонзы рисую.
Молчит Пупсик, но, чувствую, забегали по извилинам в черепушке моей муравьишки махонькие. Побегали-побегали, лапками пощекотали, затем исчезли.
«Нет, — слышу наконец голос Пупсика, — не могу. Информации мало».
Понимаю я тогда, что это за муравьишки в мозгах моих шебаршились. Пупсик в извилинах копался, пытался моими знаниями воспользоваться, чтоб, значит, технику электронную согласно заказу подправить. А что там у меня за знания в этом вопросе, и коню ясно.
Ладно, думаю, не мытьём, так катаньем возьмём.
«Если не можешь стереть наши изображения с мониторов, тогда сделай нас самих невидимыми!» — на ходу фантазирую я, чертыхаясь в сердцах.
«Как это?» — не врубается Пупсик.
«А вот так! — объясняю. — Смотрит кто-либо на нас, что на мониторе, что воочию, но не замечает. Будто нет нас».
«Понял, — облегчённо говорит Пупсик, но по тону его напряжённому просекаю, что «лёгкость» эта ему с трудом даётся. — Такое смогу».
«А теперь сделаем так, — продолжаю я и представляю, будто, находясь в пультовой, сигнализацию вырубаю. — Пусть дежурный сейчас мои движения повторит, и чтобы потом никто в течение получаса отключения сигнализации не заметил».
«Уже», — шепчет Пупсик сдавленно. Видать, совсем ему хреново.
Ничего, малец, потерпи немного, и тогда нам всем хорошо будет, думаю я, и только затем до меня доходит, что и эту мысль Пупсик читает.
Встаю, затаптываю сигарету и говорю Сашку:
— О сигнализации и телекамерах можешь не беспокоиться. Действуй так, будто их нет.
Однако, понимая, что без аргументов мои слова отнюдь не убедительны, про себя добавляю, чтобы Пупсик заставил Сашка верить мне беспрекословно.
Поворачиваюсь к стене, голову задираю. Да уж, препятствие ещё то. Здесь и ниндзя, наверное, сплоховал бы. Как же на неё взобраться? И вдруг чувствую, сила какая-то непонятная меня на стену толкает и к ней прижимает. При этом ощущение странное возникает, что не стою я у стены, а лежу на ней, а земля-матушка, наоборот, стеной в ногах у меня встала.
«Ползи», — слышу в голове тихий, как стон, шёпот Пупсика.
Без вопросов лишних и возражений глупых пробую осторожненько пару движений по-пластунски делать и, чувствую, получается. Нет, ядрёный корень, чего только этот парень не может! Уже без всякой опаски шустренько вползаю на стену и сажусь на неё верхом.
Между прочим, отсюда и зрелище! Парк весь светом ртутных ламп залит, светло здесь что днём, а по ту сторону стены, откуда взобрался, темень непроглядная, хоть глаза выколи. А между днём и ночью — я таким это боженькой всемогущим на стене, что на терминаторе, восседаю.
Повитал я, повитал в облацех горних, затем перевесился в темноту и Сашку командую:
— Делай, как я!
Долго он там валандался с непривычки к штучкам-дрючкам Пупсика, но наконец голова его над краем стены появилась. Ухватился он руками дрожащими за край, да так неуклюже, что провод сигнализации порвал. Впрочем, само собой, никакого воя сирены не последовало. Сигнализация ведь ещё раньше сработать должна была, когда я на стену взобрался, да провода коснулся.
Сидит на стене Сашок, отдувается, ртом воздух ловит, словно только что в противогазе по армейским нормативам на стометровке выложился. Вот так вот посмотришь на него со стороны, ну никогда не скажешь, что этот уверенный в себе молодец может когда-либо растеряться. Не свойственно таким людям это чувство, не знакомы они с ним. Но сейчас смотрит на меня глазами круглыми, моргает подслеповато и вопрошает, заикаясь:
— С-слушай, а… а к-как эт-то м-мы?..
— Обыкновенно, — пожимаю я плечами, будто другого способа лазать по стенам и не знаю. — А что, можно как-то по-другому? Давай попробуем.
Перевешиваюсь я в парк вниз головой и теперь уже на карачках по стене к земле шествую. Что характерно, Сашок за мной тем же способом тараканьим спустился. Во мы ему с Пупсиком голову заморочили!
Встаю я на землю ногами крепко, а Сашок, когда выпрямляется, пошатывается. Как понимаю, не совмещаются в нём материалистическое воспитание с сюрреалистической действительностью. Что, значит, быть стопроцентным атеистом — не имеют для него права на существование силы потусторонние, и баста. Хоть убей.
— Всё, — говорю, — шутки в сторону. Теперь игра серьёзная пойдёт.
Что ценю в Сашке, так это умение в экстремальных ситуациях собраться, отринуть всё постороннее и потустороннее и сконцентрироваться на конкретной задаче. Преображается он мгновенно, уверенным движением «пушку» из-под мышки выхватывает и тут же глушитель к ней прикручивает.
— А вот сейчас, — говорит твёрдо, — даже если ты о телекамерах не врёшь, я действовать буду.
— Будь по-твоему, — плечами пожимаю. — Только зазря свою «пукалку» в ход не пускай.