Всё ради любви
Шрифт:
Лорен медленно подняла глаза на Дэвида:
— Адвокат, говоришь, нашел хороших людей, готовых усыновить ребенка?
— Очень хороших.
— А мы можем увидеться с ними? Мы можем сами выбрать семейную пару?
Радость буквально преобразила лицо Дэвида, он снова превратился в того самого мальчишку, в которого она когда-то влюбилась. Он стиснул ее в объятиях так, что она едва не задохнулась, и крепко-крепко поцеловал.
— Лорен, я тебя обожаю, — произнес он, отстраняясь.
Однако Лорен не нашла в себе сил разделить
— Ты всегда получаешь желаемое, да? — зло сказала она.
Улыбка Дэвида угасла.
— В каком смысле?
Лорен ответила не сразу. Ребенок и Дэвид — вот что было главным в ее жизни, но иметь одновременно и то и другое она не могла, и от этого душу захлестывала обида и злость. Однако она не собиралась ничего объяснять Дэвиду, поэтому лишь сердито буркнула:
— Ни в каком.
— Черт побери, Лорен! Да что с тобой такое? Я уже не знаю, как с тобой говорить, потому что ты меняешь свое мнение каждую минуту. Что я ни скажу, все плохо!
— Как будто ты когда-нибудь говорил правильные вещи. Ты всегда хотел от меня только одного: чтобы я избавилась от него.
— Значит, я должен был тебе врать? Изображать радость и восторг? Ты думаешь, мне хочется разрушать свое будущее и становиться отцом?
— А мне? Это подло, Дэвид! — Лорен оттолкнула его. Ей показалось, что он сдулся, полегчал прямо у нее на глазах.
— Меня достала вся эта история!
— Вот и хорошо!
Они стояли и зло смотрели друг на друга. Наконец Дэвид протянул к Лорен руки и сказал:
— Прости. Серьезно, я виноват.
— Все это губит нас, — проговорила Лорен.
Дэвид взял ее за руку и повел к дивану. Они сели и замерли, чувствуя себя так, будто их разделяют многие мили.
— Давай перестанем ссориться и все обсудим, — предложил он. — Все.
Энджи захлопнула дверцу машины и направилась к складскому отсеку С-22.
В этом длинном, приземистом здании таких отсеков было много. Да и складских зданий в зоне было немало. На воротах висели таблички «Склад А-1», «Соблюдайте меры безопасности», «Не забывайте запирать помещение».
Энджи помедлила. Ключ холодил ладонь и казался чужеродным предметом. Она едва не повернула назад, едва не убедила себя в том, что у нее не хватит сил пройти через это. Но именно страх, что она так и не распрощалась со своим прошлым, заставил ее двинуться вперед. С трудом переставляя ноги, она в конечном итоге добралась до ворот, вставила ключ в замок и отперла его. Широкая дверь с лязганьем и клацаньем поехала вверх и остановилась под потолком.
Энджи щелкнула выключателем. Лампочка осветила коробки и мебель, накрытую старыми простынями и одеялами.
На этом складе хранились остатки ее распавшегося брака: кровать, которую они с Конланом купили на Пайонир-сквер и на которой спали все эти годы; письменный стол, за которым он работал; огромный диван, купленный специально для того, чтобы на нем могло разместиться все семейство и смотреть телевизор.
Однако Энджи пришла сюда не за этими напоминаниями о том, какой она когда-то была.
Она пришла сюда ради Лорен.
Перебирая коробки, она продвигалась все дальше в глубь помещения и наконец в углу нашла то, что искала. Три коробки с надписью «Детская».
По идее ей следовало бы просто перенести эти коробки в машину, но вместо этого она встала на колени на холодный пол и открыла первую из них. На стопке фланелевых пеленок лежал ночник в виде Винни-Пуха.
Энджи предполагала, какие чувства нахлынут на нее, когда она будет разглядывать все эти предметы, подобранные тщательно, с любовью, но так никогда и не востребованные. Они были кусочками ее сердца, отколовшимися по пути, но не забытыми.
Она достала из коробки белый комбинезончик и поднесла его к лицу. У него не было запаха. Он не пах ни детской присыпкой, ни шампунем «Джонсон и Джонсон». Хотя что в этом удивительного? Ведь его никто не носил. И некому было просыпаться от света из бочонка с медом, который держал в руках Винни-Пух.
Энджи закрыла глаза, вспоминая, как ходила беременная, как потом упаковывала все эти вещи. Перед ее мысленным взором вновь возникла крохотная темноволосая девочка с ярко-голубыми, как у ее папы, глазами.
— Позаботься о нашей Софи, — прошептала она, обращаясь к своему отцу.
Энджи встала. Настала пора извлечь все эти вещи из бездушного мрака склада и использовать их по назначению, для детской. Она перетащила коробки в машину, опустила ворота и заперла склад.
Когда она уже садилась за руль, полил дождь.
Энджи не верилось, что ей может быть так хорошо. Ей стало ясно, что все эти годы скорбь и тоска застилали ей горизонт, не пропуская свет. Она поняла: все эти вещи, детская одежда и игрушки, держали ее в плену, а сейчас она наконец освободилась. Она жалела, что ее не видит Конлан, который в прежние годы часто заставал ее рыдающей над детскими пеленками, или над одеяльцем, или над распашонкой. В этих коробках не было ни единой вещи, не омытой ее слезами.
Энджи нажала на мобильнике одну из кнопок быстрого набора.
— Отдел новостей.
— Привет, Кэти, — произнесла Энджи в трубку. — Это Энджи. Конлан на месте?
— Конечно.
Через мгновение на том конце раздался голос Конлана:
— Привет. Ты в городе?
— Нет. Возвращаюсь в Вест-Энд.
— Ты едешь не в том направлении.
Она рассмеялась:
— Отгадай, что у меня в багажнике.
— Последний писк моды.
Энджи чувствовала себя, как алкоголик, который наконец-то признался себе в том, что у него есть проблемы. Коробки, лежавшие сейчас в багажнике, имели для нее такой же терапевтический эффект, как для запойных пьяниц — собрание «Анонимных алкоголиков».