Все расследования Шерлока Холмса
Шрифт:
– Мы попытаемся найти ответы на ваши вопросы. Но сначала я хотел бы кое-что спросить у вас, мистер Вилсон. Этот ваш помощник, который показал вам объявление в газете… Сколько он у вас проработал?
– На тот момент около месяца.
– Как он к вам попал?
– По объявлению.
– Он был единственным претендентом?
– Нет, пришло человек десять.
– Почему вы выбрали именно его?
– Он показался мне смышленым и был согласен работать за небольшое жалованье.
– На полставки?
– Да.
– Опишите этого Винсента Сполдинга.
– Невысокий, коренастый, очень подвижный, на лице – ни волосинки, хотя ему уже под тридцать. На лбу у него белое пятно
Холмс взволнованно выпрямился.
– Я так и думал, – воскликнул он. – А вы не заметили, у него проколоты мочки ушей?
– Заметил, сэр. Он объяснил, что это сделала цыганка, когда он был еще очень юным.
– Хм! – Холмс задумчиво откинулся на спинку кресла. – Скажите, он все еще работает у вас?
– О да, сэр, он был там, когда я уходил к вам.
– А как шли дела в вашем ломбарде, пока вас не было?
– Да все как обычно. У нас ведь по утрам всегда затишье.
– Ну что же, мистер Вилсон, думаю через день-два я буду иметь удовольствие сообщить вам свои соображения по этому делу. Сегодня суббота, надеюсь, к понедельнику мы все будем знать.
– Ватсон, – сказал Холмс, когда наш посетитель ушел, – что вы обо всем этом думаете?
– Я ничего не понимаю, – откровенно признался я. – Для меня это полнейшая загадка.
– Как правило, – сказал Холмс, – чем более странным кажется дело, тем проще оно оказывается. Сложнее всего раскрывать заурядные, ничем не примечательные преступления, так же, как труднее всего распознать в толпе лицо, лишенное особых примет. Но с этим случаем нужно разобраться побыстрее.
– И что вы собираетесь делать? – спросил я.
– Курить, – ответил он. – Это задача на три трубки. Я был бы вам очень признателен, если бы вы минут пятьдесят со мной не разговаривали.
Он сел поглубже в кресло, подтянул ноги к своему орлиному носу и, закрыв глаза, замер. Его черная глиняная трубка походила на клюв какой-то невиданной птицы. Вскоре мне начало казаться, что он заснул, я и сам стал клевать носом, но тут он неожиданно ударил ладонью по подлокотнику кресла, как человек, пришедший к окончательному решению, вскочил и положил свою трубку на каминную полку.
– Сегодня в Сент-Джеймс-Холле играет Сарасате, – сказал он. – Что скажете, Ватсон? Ваши пациенты отпустят вас на несколько часов?
– Сегодня я без работы. У меня не слишком большая практика.
– Тогда надевайте шляпу. Идем. Сперва мне нужно заглянуть в Сити, а по дороге где-нибудь пообедаем. В программе много немецкой музыки, а она мне больше по душе, чем итальянская или французская. Немецкая музыка заставляет думать, а это как раз то, что мне сейчас нужно. Вы готовы?
Мы доехали на подземке до станции «Олдерсгет», а оттуда дошли пешком до Сакс-Кобург-сквер, того места, где разворачивались события, о которых рассказали нам сегодня утром. Это была небольшая площадь, за внешней опрятностью которой проглядывали убогость и нищета удаленного от центра района. С четырех сторон к ней сходились ряды грязно-серых двухэтажных кирпичных зданий. Они упирались в небольшую огороженную заборчиком площадку, поросшую неухоженной травой и чахлыми лавровыми кустами, которые задыхались в удушливом, насыщенном дымом и копотью воздухе. Три позолоченных шара и коричневая вывеска с белыми буквами «Джабез Вилсон», висящая на углу, указывали, где находилось заведение нашего рыжеволосого клиента.
Шерлок Холмс остановился перед этим домом и, склонив голову набок, окинул внимательным взглядом фасад здания. Я заметил, как азартно блестели его глаза из-под полуприкрытых век. Потом он медленно прошел чуть дальше по улице, осматривая соседние дома, вернулся к углу, где два-три раза громко ударил тростью по мостовой, наконец подошел к двери ломбарда и постучал. Дверь тут же распахнулась, и чисто выбритый молодой человек с ясным взглядом пригласил его войти.
– Спасибо, – сказал Холмс. – Я только хотел спросить, как пройти до Стрэнда.
– Третий поворот направо, четвертый налево, – не задумываясь ответил юноша и захлопнул дверь.
– Удивительный малый, – заметил Холмс, когда мы зашагали по улице. – По моей оценке это четвертый умнейший человек в Лондоне, если не третий. Я и до этого случая кое-что о нем слышал.
– По-моему, очевидно, – сказал я, – что помощник мистера Вилсона тесно связан с этим загадочным Союзом рыжих. И вы наверняка проделали весь этот путь, чтобы взглянуть на него.
– Не на него.
– А на что?
– На его колени.
– И что же вы увидели?
– То, что и ожидал.
– А зачем вы ударили тростью по мостовой?
– Дорогой доктор, сейчас время наблюдать, а не разговаривать. Мы с вами – лазутчики на вражеской территории. Сакс-Кобург-сквер мы увидели, давайте теперь взглянем на то, что находится за ней.
Улица, на которую мы вышли с Сакс-Кобург-сквер, свернув за угол, так же разительно отличалась от площади, как лицевая сторона картины отличается от обратной. Здесь проходила одна из основных городских артерий, ведущая из Сити на север и запад. Дорога была сплошь забита грузовым транспортом, движущимся двумя нескончаемыми рядами в противоположных направлениях, тротуары черны от толп спешащих пешеходов. Трудно представить, что за фасадами роскошных магазинов и солидных деловых контор, которые предстали нашему взгляду, скрываются грязные и безлюдные трущобы, наподобие той площади, с которой мы только что вышли.
– Одну минутку, – сказал Холмс, остановившись на углу и глядя вдоль улицы. – Хочу запомнить, в каком порядке здесь идут дома. Изучать лондонские улицы – мое любимое занятие. Табачный магазин Мортимера, газетная лавка, кобургское отделение «Сити-и-Сабербен Бэнк», вегетарианский ресторан и каретное депо Мак-Фарлейна. Дальше следующий квартал. Ну что же, доктор, работу мы выполнили, теперь можно и отдохнуть. Сначала съедим по бутерброду, выпьем кофе, а потом нас ждет мир скрипичной музыки, где все прекрасно, утонченно, гармонично и где ни один рыжий клиент не потревожит нас своими загадками.
Мой друг был увлеченным музыкантом, причем не только превосходным исполнителем, но и несомненно талантливым сочинителем. Весь концерт он просидел со счастливым лицом, водя в воздухе длинными тонкими пальцами в такт музыке, и, глядя на эту улыбку, на полузакрытые затуманенные глаза, не верилось, что это тот самый Шерлок Холмс, безжалостный, холодный и расчетливый сыщик, которого как огня боится весь преступный мир Лондона. В этом удивительном человеке уживалось два совершенно разных характера, и его всепоглощающая страсть к точности и прозорливость, как мне часто казалось, были своего рода ответной реакцией на то вдохновенное и созерцательное состояние, которое порой охватывало его. Подобная двойственность часто бросала его из одной крайности в другую. Он мог целыми днями сидеть в своем любимом кресле, играя на скрипке или изучая старинные книги, но потом непременно наступал миг, когда моего друга охватывало жгучее желание действовать, и тогда его исключительный дар делать общие выводы на основании частностей достигал таких высот, что люди, мало знакомые с его методами, начинали смотреть на него как на существо, наделенное сверхъестественным разумом. Когда в тот день я, сидя в зале Сент-Джеймс-Холла, наблюдал за этим поглощенным музыкой человеком, я чувствовал, что тех, за кем он охотится, ждут великие беды.