Все разбитые осколки
Шрифт:
Она заслужила наказание за то, что вызвала во мне все эти чувства. Маленькая чертова сирена.
— Да, его дочь, — он прищуривается, улавливая мою уклончивость.
Я пожимаю плечами.
— Я встречал ее пару раз.
Правда.
— И как она?
Совершенна. Шедевр, состоящий из шелковистых светлых волос, кремовой кожи и невинности… моя противоположность во всех отношениях.
— Она никто, — мой язык жжет от этих слов.
— Губернатор проводит торжество на следующей неделе, — говорит Габриэль. — Я хочу знать, почему Саймон отдает свою единственную
Я знал почему или, по крайней мере, догадывался об этом.
— Его бизнес терпит крах, — говорю я.
Я сомневался, что Мария знала об этом, когда выходила замуж за старика. Уверен, что она думала, что ей будет легко с ним, и я мог это понять. Куинны были видной фигурой в высшем обществе Редхилла, богатой, влиятельной и уважаемой. У них было достаточно власти, чтобы какое-то время держать в секрете новости об их сокращающихся прибылях, даже от Марии. И она, несомненно, сразу же воспользовалась бы первой возможностью получить хоть какую-то контроль. Деньги и власть шли рука об руку, и если бы их было достаточно, вы могли бы иметь все, что захотите, и кого пожелаете…
Но теперь она была привязана к мужчине, который терпел неудачу, но вместо того, чтобы уйти, она манипулировала и строила планы, пока не добилась желаемого результата.
Но что Джек получил от этой сделки? Мария получит деньги и больше власти, будучи связанной с одной из самых влиятельных фигур в Редхилле, а Саймон, скорее всего, примет подачки от губернатора, но что получит Джек?
Я жую внутреннюю часть щеки, обдумывая причины этого.
— Я хочу, чтобы ты пошел на гала-концерт, Атлас, взял Энцо и дал мне ответы. Это больше, чем просто сокращение прибылей, и в этом городе ничего не происходит без моего ведома.
— Понятно, — я поднимаюсь.
— Атлас? — Габриэль зовет меня, прежде чем я успеваю уйти. — Узнай больше о дочери, и что она получит от этой сделки?
Я не поворачиваюсь к нему, киваю головой и ухожу под тихое бормотание и воркование Линкольна.
***
Я подъезжаю к многоквартирному дому, в городе уже наступил вечер. На тротуаре и на дороге все еще суетились люди, но теперь у меня была миссия, и я был слишком рад начать прямо сейчас.
Я приветствую швейцара, который кивает, и направляюсь к лифтам. Она бы разозлилась, если бы снова нашла меня в своей квартире, и только мысль об этом почти заставляет меня возбудиться.
Я нахожу ее на кухне, она наливает кипяток в кружку.
— Привет, светлячок.
Она кричит, подпрыгивая так сильно, что сбивает дымящуюся чашку со стола на пол, а затем кричит по другим причинам, когда горячая вода выливается на ее босые ноги.
— Дерьмо.
Это было не то, что я планировал.
Она ругается и бросается в ванную, открывает холодный кран, погружая свои покрасневшие ноги в холодную воду.
Ее лицо перекошено от боли, но оно не скрывает взгляда, который она бросает на меня.
— Какого черта ты здесь делаешь!? —
— Дай-ка посмотреть, — подхожу я к ней. — Сядь на край ванны.
— Уходи, Атлас!
— К сожалению для тебя, светлячок, этого не случится.
— Как, черт возьми, тебе удается проникнуть внутрь!?
— У меня есть связи.
— Связи, вроде швейцара? — выплевывает она. — Завтра пойду к управляющему и добьюсь его увольнения!
— И выставишь приличного человека на улицу? Я не знал, что ты такая бессердечная.
— Ты меня совсем не знаешь!
— Верно, но я знаю, что ты никогда не лишишь человека работы, даже если он обидел тебя.
Она все еще стояла, положив ноги под льющуюся из-под крана воду, нижняя часть ее полосатых пижамных штанов теперь промокла, но ее ноги, хотя и красные, не выглядели слишком сильно обожженными.
— Садись, дай мне посмотреть.
Вздохнув, она балансирует на краю ванны лицом ко мне, а затем поднимает поврежденную ногу и кладет ее на ближайший ко мне край. Я беру ее в руки. Все в ней было маленьким, мои большие руки охватывают ее ступню, но я осторожно провожу пальцами по ее красной коже, проверяя, нет ли сильных повреждений. Она смотрит на меня своими глубокими карими глазами, идеально ухоженные брови нахмурены.
— Почему ты выходишь замуж за Джека? — спрашиваю я, встречаясь с ней взглядом.
Она вздыхает, но не отвечает.
Я позволяю своим глазам окинуть ее тело, замечая, насколько туго на ней сидит майка, облегающая ее фигуру, словно вторая кожа, выставляя изгиб ее талии и груди для моих глаз. Пижамные штаны ей велики и свисают с бедер, но это не мешает мне представить ее подтянутые ноги и твердую округлую задницу.
— Я задал вопрос, Эмери.
— Потому что этого хочет мой отец, — отвечает она резко.
— А ты всегда такая хорошая девочка, не так ли, Эмери? — я отпустил ее ногу, она будет болеть, но, похоже, не будет волдырей.
Ее щеки краснеют, но она не отвечает, вылезая из ванны, брызгая холодной водой на плитку и направляясь в спальню. Мои глаза перемещаются на кровать, вспоминая, что она лежала на ней, а затем в моей голове возникают новые сценарии того, как я ее наказываю. Того, как она подползает ко мне, берет мой член в рот и задыхается им, пока ее руки связаны, а ноги раздвинуты.
Она достает из ящика еще один комплект штанов и ожидаемо выгибает бровь. О, она хотела, чтобы я вышел.
Вместо этого я сажусь на кровать, а затем откидываюсь назад, развалившись на ее подушках, и кладу руки за голову, готовясь к представлению.
— Ты можешь уйти, — говорит она.
— У меня есть вопросы, Эмери, — говорю я ей.
— Если я непонятно выразилась раньше, Атлас, то тебе здесь не рады.
Я жестоко ухмыляюсь, ее слова проникают под мою кожу.
— Я не уйду отсюда, светлячок, пока ты не дашь мне ответы, которые я хочу. У меня есть много способов добиться этого от тебя, Эмери, так что сделай выбор. Хочешь быть хорошей девочкой и рассказать мне то, что я хочу знать, или у нас возникнут проблемы?