Все романы (сборник)
Шрифт:
— У меня его просто не было; я не знал, что с Беатрисой. Вы можете себе представить, какое облегчение я почувствовал, когда моя крестная сказала мне вчера, что это она познакомила вас с Беатрисой.
— Вы виделись с ней?
— Да, и с мистером Уинтропом тоже. Она сказала мне, что ее сестра знает вас с детства и очень высокого мнения о вас.
— Я учился вместе с младшими Денверсами.
— Да, она упомянула об этом. Так вот, хотите вы помочь мне? Я… не думаю, что для моей матери можно что-нибудь сделать, по крайней мере сейчас.
Я говорил с ней… Подробности,
— А вы не могли бы его припугнуть?
— Я сделал, что мог; в дела девочек он вмешиваться не будет. Нам нужно удалить их из этого дома прежде, чем я уеду. Взяв специальное разрешение, вы сможете увезти Беатрису тогда же, когда я заберу Эльси. Вы согласны?
— Да.
— Ну так давайте завтра же поедем в Лондон и все устроим. Спасибо, Телфорд.
Они обменялись рукопожатием и повернули к дому.
— Еще одно, — сказал Уолтер, останавливаясь под фонарем на крыльце. — Моя сестра говорила, что боится, не занимали ли у вас… Пожалуйста, не давайте больше. Моя мать, конечно, не хочет вас обманывать, но… — Он мучительно покраснел.
— Не беспокойтесь, — сказал Генри, — я одолжил не больше, чем могу позволить себе потерять, и не ей, а Карстейрсу.
— Беатриса очень расстроена. Она надеется, что вы позволите мне возвратить вам этот долг.
— Нет, нет. Пусть она считает, что это плата за мой стол и постель.
Они вошли в дом. Карстейрс, угрюмо хмурясь, читал вслух длинный список, ставя кое-где галочки, а его жена, нервно посмеиваясь, вставляла замечания.
Беатриса, которая сидела, разглядывая свои стиснутые на коленях руки, не подняла глаз, когда вошли молодые люди. Они сели и стали слушать.
— Минуточку, Уолтер, — сказала миссис Карстрейс. — Мы просматриваем список редкостей и безделушек, чтобы решить, какие из них мои и какие она возьмет с собой. Две китайские статуэтки из слоновой кости. Беатриса, ты помнишь? Мне кажется, они мои, не так ли?
— Хорошо, мама.
— Что дальше, Джек?
— Большая нефритовая чаша.
— Ах, да. Она тоже из Китая.
— Конечно возьмите ее, мама.
Перечисление продолжалось: золото, горный хрусталь, слоновая кость, малахит, бериллы, статуэтки, .мозаика, .вышивки… В свое время редкостей, по-видимому, было немало, но в доме Генри их почти не видел. Скорее всего большая часть коллекции существовала теперь только на бумаге; половина предметов уже давно отправилась к аукционистам и ростовщикам, остальным в ближайшем будущем предстоял тот же путь. Судя по всему, Беатриса принесет ему в приданое только то, что будет на ней. Впрочем, какое это имеет значение? Он подарит ей новые безделушки. Уолтер не отрываясь глядел в пол.
Его уши горели.
— С этим все, — сказал Карстейрс. — Теперь картины. «Портрет высокородной Доры Понсефоут». Эта, конечно, останется здесь.
Вслед за миссис Карстейрс Генри посмотрел на портрет в золоченой раме —она в восемнадцать лет. Кроме этой, в комнате была еще только одна картина, хотя грязноватое пятно на стене показывало, что не так давно здесь висела третья.
Белый муслин, голубые ленты, ребячливая улыбка; а вот и обручальное кольцо с сапфиром, которого больше нет на ее руке. Право, можно простить ее тщеславные воспоминания о былой красоте — она, кажется, была на редкость хорошенькой.
Но все равно он рад, что Беатриса не унаследовала эту бело-розовую прелесть, — она плохо сохраняется.
— «Портрет маркизы де Файо» кисти Лели. Он, разумеется, тоже остается.
— Разумеется, — сказала Беатриса.
Портрет со знаменитой подписью висел на противоположной стене. Когда Генри впервые вошел в эту комнату, он сразу же обратил на него внимание и с тех пор часто пытался понять, почему он напоминает ему Беатрису, хотя сходства никакого нет. На нем была изображена женщина, скорее всего иностранка, с большими темными глазами. Она была пышно одета; в пудреных волосах сверкали драгоценные камни; в белой руке она держала розу. Да, руки похожи — такие же изящные, и в то же время сильные и ловкие; но лицо совсем другое. У Беатрисы, слава богу, нет и следа этой пугающей, властной красоты, этого эффектного контраста угольно-черных ресниц и алебастровой кожи. Ее краски скромны, как у мышки. Кроме того, овал лица на портрете совсем другой, глаза посажены ближе, и рот тоже непохож. И все-таки… эта улыбка в лесу…
— Кто это? — шепотом спросил он Уолтера.
— Бабушка моего отца, француженка… ужасная женщина. Портрет был написан вскоре после ее приезда в Англию, до того, как мой прадед на ней женился.
Генри передернуло. Француженка! Не удивительно, что она с первого взгляда внушила ему отвращение, несмотря на все ее прелести. Нет, сходства нет ни малейшего. И если приглядеться, то видно, что она вовсе и не красавица. Но все-таки в ней что-то есть… Когда он снова взглянул на портрет очаровательной, как дрезденская фарфоровая пастушка, мисс Понсефоут, даже его неискушенному взгляду стало ясно, насколько она проигрывает при сравнении.
— Вот и все, если не ошибаюсь, — с облегчением сказала миссис Карстейрс. — Может быть, тебе хочется взять что-нибудь на память, дорогая моя?..
— Нет, спасибо, мама.
Миссис Карстейрс начала складывать список.
— Дора, — сказал ее муж.
Она бросила на него быстрый взгляд и провела платком по губам.
— Да… еще одно. Ты помнишь миниатюру твоего отца в золотом медальоне с бриллиантом? Я… мне кажется, что она у тебя. Я об этом не заговаривала, пока ты жила здесь, но теперь, я думаю, тебе следует вернуть ее мне.
— Она не может этого сделать, — сказал Уолтер. — Медальон в Лиссабоне.
— Он по-прежнему глядел в пол.
— Ах, вот как? Я… я не знала.
— Отец подарил миниатюру ему, — сказала Беатриса. — Я выбрала портрет углем. Это было, когда он умирал. Он хотел, чтобы эти два портрета были у нас. Я думала, что вы об этом знаете.
— Нет, я не знала… Конечно, Уолтер, если ты убежден, что отец действительно подарил его тебе…
— Не понимаю, как это может быть, — сказал Карстейрс. — Насколько мне известно, медальон принадлежал тебе, Дора. Она облизала пересохшие губы.