Все шедевры мировой литературы в кратком изложении
Шрифт:
Человеческие поступки — тоже дело опасное. Отцы и деды не задумывались и не рассуждали, а смолоду твердо знали, что такое хорошо и что такое плохо. Новые философы стали рассуждать, и у них вроде бы получалось, будто логикой можно доказать, что хорошее не так уж хорошо, а плохое совсем не плохо. Вот это и беспокоило афинских граждан; вот об этом и написал Аристофан комедию «Облака».
Живет в Афинах крепкий мужик по имени Стрепсиад, а у него есть сын, молодой щеголь: тянется за знатью, увлекается скачками и разоряет отца долгами. Отцу и спать невмоготу: мысли о кредиторах грызут его, как блохи. Но дошло до него, что завелись в Афинах какие-то новые мудрецы, которые умеют доказательствами неправду сделать правдой, а правду — неправдой. Если поучиться у них, то, может быть,
Вот дом Сократа, на нем вывеска: «Мыслильня». Ученик Сократа объясняет, какими здесь занимаются тонкими предметами. Вот, например, разговаривал ученик с Сократом, куснула его блоха, а потом перепрыгнула и куснула Сократа. Далеко ли она прыгнула? Это как считать: человеческие прыжки мы мерим человеческими шагами, а блошиные прыжки надо мерить блошиными. Пришлось взять блоху, отпечатать ее ножки на воске, измерить ее шажок, а потом этими шажками вымерить прыжок. Или вот еще: жужжит комар гортанью или задницей? Тело его трубчатое, летает он быстро, воздух влетает в рот, а вылетает через зад, вот и получается, что задницей. А это что такое? Географическая карта: вон посмотри, этот кружок — Афины. «Нипочем не поверю: в Афинах что ни шаг, то спорщики и крючкотворы, а в кружке этом ни одного не видно».
Вот и сам Сократ: висит в гамаке над самой крышею. Зачем? Чтоб понять мироздание, нужно быть поближе к звездам. «Сократ, Сократ, заклинаю тебя богами: научи меня таким речам, чтоб долгов не платить!» — «Какими богами? у нас боги новые — Облака». — «А Зевс?» — «Зачем Зевс? В них и гром, в них и молния, а вместо Зевса их гонит Вихрь». — «Как это — гром?» — «А вот как у тебя дурной воздух в животе бурчит, так и в облаках бурчит, это и есть гром». — «А кто же наказывает грешников?» — «Да разве Зевс их наказывает? Если бы он их наказывал, несдобровать бы и такому-то, и такому-то, и такому-то, — а они ходят себе живехоньки!» — «Как же с ними быть?» — «А язык на что? Научись переспоривать — вот и сам их накажешь. Вихрь, Облака и Язык — вот наша священная троица!» Тем временем хор Облаков слетается на сцену, славит Небо, славит Афины и, как водится, рекомендует публике поэта Аристофана.
Так как же отделаться от кредиторов? «Проще простого: они тебя в суд, а ты клянись Зевсом, что ничего у них не брал; Зевса-то давно уже нету, вот тебе ничего и не будет за ложную клятву». Так что же, и впрямь с правдой можно уже не считаться? «А вот посмотри». Начинается главный спор, На сцену вносят большие корзины, в них, как боевые петухи, сидят Правда и Кривда. Вылезают и налетают друг на друга, а хор подзуживает. «Где на свете ты видел правду?» — «у всевышних богов!» — «Это у них-то, где Зевс родного отца сверг и заковал в цепи?» — «И у наших предков, которые жили чинно, смиренно, послушно, уважали стариков, побеждали врагов и вели ученые беседы». — «Мало ли что было у предков, а сейчас смирением ничего не добьешься, будь нахалом — и победишь! Иное у людей — по природе, иное — по уговору; что по природе — то выше! Пей, гуляй, блуди, природе следуй! А поймают тебя с чужой женой — говори: я — как Зевс, сплю со всеми, кто понравится!» Слово за слово, оплеуха за оплеуху, глядь — Кривда и впрямь сильнее Правды.
Стрепсиад с сыном радехоньки. Приходит кредитор: «Плати долг!» Стрепсиад ему клянется: «Видит Зевс, ни гроша я у тебя не брал!» — «ужо разразит тебя Зевс!» — «ужо защитят Облака!» Приходит второй кредитор. «Плати проценты!» — «А что такое проценты?» — «Долг лежит и прирастает с каждым месяцем: вот и плати с приростом!» — «Скажи, вот в море текут и текут реки; а оно прирастает?» — «Нет, куда же ему прирастать!» — «Тогда с какой же стати и деньгам прирастать? Ни гроша с меня не получишь!» Кредиторы с проклятиями убегают, Стрепсиад торжествует, но хор Облаков предупреждает: «Берегись, близка расплата!»
Расплата приходит с неожиданной стороны, Стрепсиад побранился с сыном: не сошлись во взглядах на стихи Еврипида. Сын, недолго думая, хватает палку и колотит отца. Отец в ужасе: «Нет такого закона — отцов колотить!» А сын приговаривает: «Захотим — возьмем и заведем! Это
М. Л. Гаспаров
Лисистрата (Lysistrate)
Комедия (412 до н. э.)
Имя «Лисисграта» значит «Разрушительница войны». Такое имя дал Аристофан героине своей фантастической пьесы о том, как женщины своими женскими средствами добились того, чего не могли мужчины, — положили конец большой войне. Война была между Афинами и Спартой, она тянулась десять лет, это против нее выступал Аристофан еще в комедии «Всадники». Потом было несколько лет перемирия, а потом опять началась война. Аристофан уже отчаялся, что помещикам-всадникам удастся справиться с войной, и он сочиняет комедию-сказку, где мир навыворот, где женщины и умнее и сильнее мужчин, где Лисистрата и вправду разрушает войну, эту гибельную мужскую затею. Каким образом? Устроив общегреческую женскую забастовку. Комедиям полагалось быть непристойными, таков уж закон весеннего театрального праздника; в «Лисистрате» было где разыграться всем положенным непристойностям.
Всякая забастовка начинается со сговора. Лисистрата собирает для сговора депутаток со всей Греции на площадь перед афинским акрополем. Собираются они медленно: у кого стирка, у кого стряпня, у кого дети. Лисистрата сердится: «На большое дело созываю вас, а вам хоть бы что! вот кабы кое-что другое было большое, небось сразу бы слетелись!» Наконец собрались. «Все мы соскучились о мужьях?» — «Все!» — «Все хотим, чтобы война кончилась?» — «Все!» — «На всё готовы пойти для этого?» — «На всё!» — «Так вот что нужно сделать: пока мужчины не замирятся — не спать с ними, не даваться им, не касаться их!» — «Ой!!!» — «Ах, так-то вы на всё готовы!» — «В костер прыгнем, пополам перережемся, серьги-кольца отдадим — только не это!!!» Начинаются уговоры, перекоры, убеждения. «Не устоять мужчине против женщины: хотел Менелай расправиться с Еленой — а как увидел, сам в постель к ней бросился!» — «А если схватят и заставят силою?» — «Лежи колодой, и пускай он мучится!» Наконец договорились, приносят торжественную клятву над огромным бурдюком с вином: «Не дамся я ни мужу, ни любовнику <…> Не вскину белых ног перед насильником <…> Не встану, словно львица над воротами <…> А изменю — отныне пусть мне воду пить!»
Слова сказаны, начинаются дела. Хор женщин занимает афинский акрополь. Хор мужчин — конечно, стариков, молодые ведь на войне, — идет на акрополь приступом. Старики потрясают огненными факелами, женщины грозятся ведрами с водой. «А я вот этим огоньком спалю твоих подружек!» — «А я вот этою водой залью твой огонечек!» Перебранка, схватка, вымокшие старики отбегают. «Теперь я вижу: Еврипид — мудрейший из поэтов: ведь это он сказал про баб, что тварей нет бесстыдней!» Два хора препираются песнями.
На сцену, еле передвигая ноги, бредет самый старый старик, государственный советник. Начинается главная часть всякой греческой драмы — спор. «Что вы лезете не в свое дело? — говорит советник. — Война — это дело мужское!» (Это — цитата из прощания Гектора с Андромахой в «Илиаде»). — «Нет, и женское, — отвечает Лисистрата, — мы теряем мужей на войне, мы рожаем детей для войны, нам ли не заботиться о мире и порядке!» — «Вы, бабы, затеяли править государством?» — «Мы, бабы, правим же домашними делами, и неплохо!» — «Да как же вы распутаете государственные дела?» — «А вот так же, как всякий день распутываем пряжу на прялке: повычешем негодяев, повыгладим хороших людей, понавьем добротных нитей со стороны, / И единую крепкую выпрядем нить, и великий клубок намотаем, / И, основу скрепивши, соткем из него для народа афинян рубашку».