Все школьные истории
Шрифт:
Я двинулся к ребятам, но тут услышал за спиной очень негромкий голос тети Сони:
– Алеша, можно тебя на минуточку?
Я вернулся, подошел к ней.
– Понимаешь, какое дело, Алеха, – почти шепотом проговорила она. – Нам нужно очень серьезно потолковать. Идем, а?
Я сказал ребятам, что скоро вернусь, и пошел за тетей Соней наверх.
– Слушай, Леха… Ты парень взрослый, голова у тебя работает – во! – Она показала большой палец. – Значит, мы можем говорить, как человек с человеком. Ага?
– Ага, – промычал я.
– Так вот, я хотела спросить: как ты расцениваешь свой поступок?
– Какой поступок?..
– А вот сейчас, во дворе…
Я молчал, обалдело глядя на эту странную тетку. А тетка отвела руку с сигаретой далеко в сторону, и тоже молчала, и тоже смотрела на меня круглыми светлыми глазами со слипшимися от краски ресницами.
– Я… Я не помню никакого поступка, – пробормотал я.
– Очень жаль! – молвила тетя Соня и снова застыла, сжав губы бантиком.
Я взмок от напряжения, но так и не понял, что ей от меня надо.
– Хорошо. Я тебе подскажу, – смилостивилась наконец тетя Соня. – Вот тебя ребята позвали смотреть белых крыс. Я понимаю, крысы, конечно, дело важное, но я-то все-таки не пустое место. А?
Тут я молча кивнул.
– А как же ты поступил? Тебя позвали, и ты, не оглянувшись на меня, не спросив, как я к этому отнесусь, взял да и пошел к ребятам. Словно и нет меня. По-товарищески это, как ты полагаешь?
Я совершенно не понимал, что в моем поступке могло быть нетоварищеского, но на всякий случай качнул головой.
Тетя Соня затянулась сигаретой, выпустила дым.
– Так что же, по-твоему, теперь надо сделать?
– Попросить прощения, – в страшной тоске промямлил я.
– Умница! – воскликнула тетя Соня. – Давай лапу! Я была уверена, что мы с тобой душа в душу заживем.
– Лешка! Ну, скоро ты? – донеслось со двора.
Я уже знал, как надо себя вести.
– Тетя Соня, можно я пойду?
– К этим самым… крысам? – Тетя Соня помолчала. – Крысы, я понимаю, – это очень интересно, только знаешь, что я тебе скажу!.. Давай такой уговор: сначала дело, а потом развлечения. Ага?
Я спросил, какое дело она имеет в виду.
– А дело оч-чень, оч-чень важное. Мы сейчас займемся составлением распорядка дня.
Я не стал возражать. Я пошел в комнату, лег на подоконник и сказал ребятам, что к Антону не пойду.
– Эта… длинноносая не пускает? – приглушенно спросила Аглая.
Я молча кивнул.
Тетя Соня так увлеклась составлением распорядка дня, что забыла приготовить обед, и мы пообедали «Геркулесом», сваренным, правда, на молоке. Теперь, согласно «распорядку», я мог гулять только два часа перед обедом и столько же перед ужином, а остальную часть дня мне предстояло заниматься «осмысленным времяпрепровождением». Под этим тетя Соня подразумевала утреннюю гимнастику (я
Я попытался объяснить, что уже сделал всю домашнюю работу, которую получил на лето, пытался втолковать тете Соне, что я люблю читать, но привык это делать, когда мне захочется, пытался я возразить и против пункта о прогулках… Тетя Соня долго смотрела на меня, склонив голову набок, потом проговорила:
– Лешка!.. Ты слышал когда-нибудь о знаменитом русском ученом Павлове?
– Слышал, – сказал я.
– Что же ты слышал?
– Он делал опыты с собаками… И еще там… эти… рефлексы всякие.
– Правильно! – сказала тетя Соня. – Так вот, этот академик в журнале «Здоровье» недавно написал, что для человека имеет колоссальное значение размеренный ритм жизни. – Тетя Соня закурила очередную сигарету. – Леха! Ты же совершенно взрослый парень! Ты же не можешь не понимать, что папа с мамой тебя немного разболтали. Верно ведь? Да?
Я промолчал.
– Так вот, давай устроим папе с мамой сюрприз. Они вернутся и не узнают своего сына: подтянутый, дисциплинированный – словом, во человек!
Я спорить не стал. Я не додумался, а просто почувствовал, что это бесполезно.
Из-за составления распорядка дня мне перед обедом погулять не пришлось. Не удалось и почитать: это положено было делать перед дневной прогулкой. Зато сразу же после обеда я начал жить в строго размеренном ритме: мне пришлось достать подушку, плед и лечь на диван. Читать в это время не разрешалось.
Я лежал, смотрел в потолок и думал об академике Павлове. Почему-то мне казалось, что он давно умер, а он, выходит, жив и пишет в журнале «Здоровье». Я удивлялся: неужели и он читает художественную литературу только в строго определенные часы, даже тогда, когда читать ему совсем не хочется? Что-то, казалось мне, здесь не так.
Через час в комнату вошла тетя Соня и, вскинув голые руки к потолку, весело закричала:
– Подъе-е-ем! – И тут же спросила: – Итак, чем сейчас будем заниматься?
– Трудом, – вздохнул я.
– Умница! – сказала тетя Соня и исчезла.
Убрав подушку и плед, я сел за маленький столик, над которым висели кое-какие инструменты и на котором стоял остов моего фрегата.
Как сделать его, меня научил папа. Я уже вырезал из картона киль и приклеил к нему округлые картонные шпангоуты. Края шпангоутов были часто надрезаны и загнуты так, чтобы к ним можно было приклеивать обшивку, состоящую из множества узких, тоже картонных полосок. Часть обшивки была уже готова, оставалось доделать примерно две трети.