Все сказки старого Вильнюса. Это будет длинный день
Шрифт:
– Нет, я имею в виду ненастоящее место. Которого на самом деле нет. Но во сне оно всегда одно и то же, и порядки там не меняются. Как в какой-нибудь игре, которую хоть на месяц забрось, а всегда можно начать с того места, где остановилась, по уже знакомым правилам.
– А-а-а, – многозначительно тянет Эрика.
Она, честно говоря, так и не поняла, о чем речь. Но надо делать вид, что все понятно. Чтобы Ева не назвала ее дурой. И не перестала с ней дружить.
– А расскажи, – просит она.
Внимательно слушать и кивать – это несложно. А пока Ева будет рассказывать свой сон, Эрика успеет придумать, как будто ей тоже что-нибудь такое снилось. Похожее. Чтобы Еве сразу
– Мне часто снится, как будто в Вильнюсе есть метро, – говорит Ева. – И как будто это не просто метро, а такое особенное место. Там есть станции пересадки, с которых можно выйти в другой город. Я один раз вышла в Москве, там почему-то было очень страшно, я сразу убежала. И один раз в Нью-Йорке, там вполне ничего, я погуляла немножко. А в другой раз мне приснилось, что мы с какими-то людьми с этой же станции специально в Нью-Йорк за хот-догами бегали, потому что там они вкуснее, чем у нас, и я всем дорогу показывала, они еще в Нью-Йорке не бывали, не знали, как туда пройти. И времени почему-то не было, куда-то мы в этом сне спешили. Купили сосиски и быстро-быстро обратно, тем же путем… А еще в этом моем сонном метро есть такая ветка, по которой мало кто ездит, все боятся. Считается, что там на некоторых перегонах люди исчезают, по одному человеку из вагона, и надо ехать обязательно с закрытыми глазами, обеими руками крепко держаться за сиденье и очень сильно хотеть не исчезнуть. Тогда, скорее всего, исчезнет кто-то другой, а ты доедешь до своей станции. Мне иногда снится, что я по этой ветке до конечной езжу. Выхожу на окраине, где- то возле Новой Вильни, там всегда ранняя весна, земля залита водой, под водой еще лед, а прямо из воды растут березы, и на них уже проклюнулись листочки, хотя, по идее, еще рано – если лед не весь растаял. Мне там почему-то так хорошо! Когда была маленькая, думала, это мне рай снится. Никому не говорила, казалось, это – великая тайна. Хотя, по идее, просто сон. Тебе первой, кстати, рассказываю.
Мне первой, думает Эрика. Мне первой! Ну надо же! Значит, мы действительно лучшие подруги, а не просто вместе домой ходим, потому что по дороге. Кому попало секреты не открывают.
Для нее это гораздо важнее, чем все сны в мире, вместе взятые. Но Эрика, конечно, ничего подобного не говорит. А, напротив, восклицает, прижав ладони к щекам:
– Вот это да! А может быть, правда, тебе настоящий рай снится?
– Да нету никакого рая, – смеется Ева. – Ты прям как моя бабушка… Ой, смотри!
– Что?
– Какая кошка на окне сидит! Нет, не туда смотришь. Через дорогу. На первом этаже. Белая. Давай перейдем, пока машины стоят.
Машины действительно стоят перед красным светофором на повороте с Руднинку на Пилимо, и девочки быстро перебегают дорогу.
– Какая кошка, – вздыхает Ева. – Какая же, а!
Кошка как кошка, думает Эрика. Белая, гладкая. Вот если бы пушистая!
– Ух ты, смотри какие штуки в окне, – говорит она. – Статуэтки африканские. И барабан. И ловец снов висит. Здесь, наверное, магазин? Типа «Индии», да?
Вопрос повисает в воздухе, Ева сейчас ничего не видит и не слышит – кроме кошки.
Ромас сразу так решил – если живешь на первом этаже, твое окно, хочешь не хочешь, все равно станет чем-то вроде витрины. И лучше уж самому позаботиться о том, чтобы прохожим, которые, никуда не денешься, будут туда пялиться, было на чем остановить глаз. Он поставил на подоконник яркий керамический горшок с обильно цветущим красным эпифиллумом, окружил его деревянной армией резных индейских богов, маленьких, но чертовски суровых; поразмыслив, добавил пару позолоченных Будд – не помешают. Там же отлично поместились крошечный африканский барабанчик и купленная на Казюкасе дудка, почти безголосая, зато красивая. Сверху свисал самодельный ловец снов, оплетенный оранжевыми нитками, украшенный перьями, в основном из утиных и вороньих хвостов; впрочем, было среди них одно ярко-зеленое – дар дружественного попугая. И самое ценное – голубое перо сойки, его Ромас нашел в лесу еще в детстве и каким-то чудом сохранил.
Он немного перестарался. Теперь прохожие подолгу застывали у его окна, разглядывая расставленные сокровища; впрочем, Ромасу они не мешали. Иногда принимались стучать в дверь, приняв его жилище за новую сувенирную лавку, хозяева которой еще не успели заказать вывеску. Ромасу это даже нравилось: среди любопытствующих было много симпатичных девушек. Не то чтобы он собирался соблазнять их всех без разбору, но было приятно думать, что такая ситуация в принципе возможна.
Чего он совершенно не предвидел – что первая же соблазненная для него индейскими богами и утиными перьями девица окажется усатой блондинкой. Скуластой, как восточная принцесса, с крупными острыми ушами и глазами цвета темного янтаря.
Поначалу белая кошка приходила на его окно ненадолго. Сидела, задрав голову, разглядывала перья на ловце снов. Деликатно царапала лапкой стекло, дескать – я тут. Убедившись, что Ромас ее заметил, спрыгивала и неторопливо шествовала к пешеходному переходу. Дорогу эта кошка переходила исключительно по «зебре». Оказавшись на другой стороне улицы, она сворачивала за угол и скрывалась из поля зрения Ромаса – до завтра. По утрам он ловил себя на том, что то и дело поглядывает в окно: пришла? Не пришла? И когда кошка не приходила, начинал раздумывать почему. Может быть, хозяева на улицу не выпустили? Он был уверен, что кошка домашняя: очень чистенькая, совсем не пугливая, изящная, но явно не тощая.
Осенью белая кошка стала приходить каждый день и сидела все дольше, иногда с утра до вечера. В любую погоду. Ромас радовался ее визитам, но негодовал, думая о гипотетических хозяевах: как же они ее выпустили в такой дождь? Или сама убежала, не спросив разрешения? А может, нет никаких хозяев? Что же она тогда ест?
Ответ на этот вопрос Ромас получил, нос к носу столкнувшись с усатой блондинкой возле мусорного контейнера. Белая темноглазая принцесса, не теряя достоинства, вылизывала банку из-под дешевых рыбных консервов. На Ромаса она покосилась с явным смущением, как будто он застукал ее за неприличным занятием. Бросила банку и демонстративно отошла в сторону, всем своим видом показывая: и вовсе я не голодная, просто любопытства ради попробовала.
– У меня дома есть курица, – сказал Ромас.
Кошка поглядела на него с некоторым интересом.
– Жареная, – зачем-то добавил он.
Кошка отвернулась, всем своим видом выражая разочарование.
– Ну как хочешь, – вздохнул Ромас. И пошел домой.
Белая кошка, казалось, не обратила не его уход никакого внимания. Но на крыльце каким-то образом оказалась раньше хозяина.
Не то чтобы Ромас собирался оставлять кошку у себя. Покормлю и выпущу, думал он. Куда мне сейчас ее брать? В этой квартире повернуться негде. И кто будет ее кормить, когда я уеду?
Но кошка все решила сама. Неторопливо, как бы просто из вежливости, умяла здоровенный кусок куриного филе, снисходительно мурлыкнула, не обращая никакого внимания на открытую для нее дверь, вспрыгнула на подоконник, осторожно, ничего не уронив и даже не сдвинув с места, прошлась по нему из конца в конец, выбрала более-менее свободный от безделушек участок, уселась и уставилась в окно, за которым как раз завел сиротскую песню холодный ноябрьский дождь.
Можно просто взять ее за шкирку и вынести на улицу, думал Ромас. Расселась как дома – ишь ты! Вот только кошки мне в этой конуре не хватало…