Под этой обложкой – все и сразу – живут три книги стихов очень разных и очень любимых мною авторов – Арсения Ровинского, Федора Сваровского и Леонида Шваба; но говорить я буду о том, что у этих стихов общего. В конце концов, их прекрасную разность читатель сможет оценить сам.
Во-первых, мне кажется, что эти тексты разными словами и способами описывают одну, единую реальность – притом эта реальность существует под некоторым углом к, скажем так, общепринятой: нашей. Угол совсем небольшой, и о его присутствии можно догадаться лишь по легкому головокружению.
Во-вторых, уже через несколько шагов приходится усомниться в том, что именно нашу реальность следует принимать за точку отсчета – то, что происходит в этих стихах, парадоксальным
образом имеет больше отношения к настоящему, правильному порядку вещей, чем события нашего сегодня и языки, способные их описать.
В-третьих, эта новая реальность почти не стеснена законами физики – зато имеет прямое отношение к тому, что Бродский для краткости называл метафизикой. Эти стихи пишутся в присутствии вертикали (более властной, чем знакомые нам), в ведении добра и зла, и более того – со стороны (или на стороне) добра. А это большая редкость и еще б'oльшая радость. Но лучше всего то, что плотную метафизическую подкладку этих стихов можно не заметить – и не замечать сколько душе угодно. Просто читать себе и читать, получать удовольствие.
Возможно, дело в том, что эти (смешные, легкие, неожиданные, удивительные и удивляющие) стихи написаны очень всерьез – в полном сознании силы собственной тяжести. Там, где они написаны, наверняка слышали о Смерти Автора – но твердо знают, что за любой смертью следует воскресение – даже если речь идет всего лишь о буквах, расставленных в правильном порядке.
Мария Степанова
Ровинский
«она вошла и сказала степану…»
она вошла и сказала степанустепан это надо не для меняно для пения надобно дай от опеля ключ степанпотому что верхнее ля сказала терпениенавсегда степан эти вольты сопротивленияэта опель чёрный опель во всём виноват землятополя стены степан весь этот вопель
«апельсины: маленьких штучек семь…»
апельсины: маленьких штучек семьчерешни 400 грамм завесьте взвесьтеи вот представьте пустили по проводам вместо токапричём действительно клешни действительно режут напополамну что бы делали вы на их местепоможет только напалм но где же его возьмёшьвставай дежурный по комнате что же ты не встаёшь
«Гавриил Степанович встал и покачнулся…»
Гавриил Степанович встал и покачнулсяне ожидал от тебя Ираклий мне казалось мы были друзьямипомнишь вашу квартиру на Леселидзе превратили в фотолабораториюты забыл Ираклий кто помогал тебе все эти годыу кого ты одалживал деньги на поездки в Луганск и Великие Лукиславу как бублик тебе подносил я в тёплых ладоняхтеперь из-за двух сожжённых киосков подводишь меня под статью
«кинжал мне одолжили иноверцы…»
кинжал мне одолжили иноверцызане любые открывал я дверцысолёных дев мадерой угощална белой стрекозе летал в Форосетеперь вокруг Савёловский вокзалв долине дикой средь медведь и скалпод снегом я фиалку отыскал
«по именам людей которых нет…»
по именам людей которых нетпо их немногочисленным заявкаммы посылаем пламенный приветлетучею ракетой-томагавкомнам с высоты доступен каждый злаки ваши отвратительные слёзывы слушаете радио «Маяк»
«это други песня лебединая исполняется лишь раз…»
это други песня лебединая исполняется лишь раззавещаю Ростов славянам взамен Стамбуланеделимый огонь драгоценный гази последний залп почётного караулапьяный лекарь припрётся откроет беззубый ротзимний воздух в трубочку соберёти тихонько любимого гоголя заиграет
«вах, как они провожают…»
вах, как они провожают —они провожают какнавсегданевесомые, неземныебабочки, разношёрстные странницы,все они ненормальные, даже капустницы,где хоровод водить им без разницы
«последний тренер умрёт…»
последний тренер умрётпоследний кто знает эту игру и кто хорошо с детьмии скажут – «давай, Резо!»как облака провожают небесную значит тучкубыстренько но и с достоинством под первой и третьей росой прорастаемвдох и немедленный выдохкакие же вы неумёхи
«Там, за горами, за реками, есть…»
Там, за горами, за реками, есть —должны быть – равнины, степь,далее Лодзь, Европа,в океане движутся айсберги, пароходы.Слышал, что всё это шар и чтоможно вернуться. Здесьначинается ночь. Говорит Кавказ.
«никого не видно и практически ничего не видно…»
никого не видно и практически ничего не виднони земли ни неба и это вдвойне обидноздания превращаются в классические окуркино хуже всего эти звуки – пила, юлапепел падает с неба и детворавыбегает на улицы в пёстрых курткахи кричит по-арабски ялла ялла
«чего же ты хочешь чего хочу…»
чего же ты хочешь чего хочупо флотским простым деламдомой говорит лечулегчайший зависший над головойдымок довоенных странкогда барабанщик выходит косойи бьёт не в тот барабан
«вчера смотрели кино сегодня с утра…»
вчера смотрели кино сегодня с утрана горячих камнях хорошолежишь сам себе мавзолей курган видишь чтобыло трещиной на скале никакая нетрещина вон часть лица волосы голова вотпереносица наконец очень плавно нажимаешькурок
«жаль что нельзя повторяться а то бы он повторял…»
жаль что нельзя повторяться а то бы он повторялнебольшая деревня лежащая между скалеле-еле слышится смех ребёнкаместо вроде знакомое место вродепрочих весёлых мест где он уже побывали скворец задержавшийся на свободепо привычке поёт чего нет в природе
