Все страхи мира
Шрифт:
— Мы могли бы потратить больше времени, чтобы получить дополнительную информацию, но нам достаточно и этого. Я объясню вам позже, — раздался голос Кейтеля за кадром.
— Теперь Траудль…
Её втащили так, чтобы она оказалась перед видеокамерой. Женщина была обнажена, руки связаны впереди, рот залеплен клейкой лентой, глаза расширились от ужаса. Она пыталась что-то сказать, но это никого не интересовало. Съёмки велись полтора дня назад. — Понтёр видел это по изображению на экране включённого телевизора в углу, где передавались вечерние новости. Всё было организовано на высоком профессиональном уровне, для того чтобы удовлетворить
Он едва не чувствовал, что палач думает, как же им поступить с ней. На мгновение Бок пожалел, что дал Кейтелю такие инструкции. Но доказательства должны быть убедительными. Фокусники и другие мастера иллюзионного жанра регулярно сотрудничают со спецслужбами, передавая им свой опыт, однако существуют вещи, которые невозможно фальсифицировать, и ему было необходимо быть уверенным в том, что на Кейтеля можно положиться, что он и его люди исполнят то страшное и опасное задание, которое им поручат. Зрелище представляло собой всего лишь объективную необходимость.
Ещё один мужчина перебросил верёвку через потолочную балку, подтянул вверх руки женщины, затем палач прижал дуло пистолета к её телу под мышкой и выстрелил. По крайней мере эти люди — не садисты, подумал Бок. Садистам нельзя доверять. Как бы то ни было, зрелище выглядело печальным. Пуля пробила сердце женщины, но она всё-таки билась и не умирала, все ещё пыталась что-то сказать, наверно, молила о помощи, спрашивала почему… Наконец, её тело обмякло, у неё проверили пульс на шее, затем опустили на пол. Они старались вести себя как можно спокойнее — насколько это было возможно при таких обстоятельствах. Палач заговорил, не поворачиваясь в сторону камеры.
— Надеюсь, вы остались довольны. Я не получил никакого удовольствия.
— Этого и не требовалось, — ответил Бок, обращаясь к телевизору.
Русского разведчика сняли с кресла и положили рядом с Траудль Фромм. Пока шло расчленение трупов, послышался голос Кейтеля. Это было необходимо, чтобы отвлечь внимание, так как сцена выглядела ужасной. Бок привык к жестоким зрелищам, но надругательства над мёртвыми телами подавляюще действовали на его психику. Независимо от необходимости это казалось ему чрезмерным.
— Русский был, несомненно, офицером разведки, как вы сами убедились. Автомобиль его, взятый напрокат в Берлине, сегодня перегонят в Магдебург и оставят там. Он стоял довольно далеко от дома — естественный шаг профессионала, но сразу выдаёт его в случае ареста. В машине мы обнаружили список — все это имена людей, работавших в атомной промышленности ГДР. Похоже, наши русские товарищи вдруг проявили интерес к проекту Хонеккера по созданию ядерного оружия. Жаль, что нам не хватило несколько лет, чтобы довести его до конца. Правда? Я сожалею о возникших затруднениях, но нам понадобилось несколько дней, чтобы подготовиться к уничтожению тел, и мы не знали, что у фрау Фромм кто-то есть, когда постучали к ней. Потом было уже поздно. К тому же шёл дождь, и условия для похищения были идеальными.
Двое мужчин работали над телами. Все были одеты в одинаковые защитные костюмы: теперь на них были капюшоны и маски скрывали лица — не только для того, чтобы их нельзя было опознать, но и чтобы не чувствовать запаха мёртвых тел. Как на бойне, лужи крови тут же посыпали опилками из вёдер. Бок знал из собственного опыта, какими неприятными и грязными бывают последствия убийств. Все работали быстро и сосредоточенно, пользуясь промышленными электроинструментами,
— Части тел будут сожжены в двух местах вдалеке друг от друга. Это будет сделано задолго до того, как вы получите кассету. Я заканчиваю. Мы ждём дальнейших указаний. — Изображение на экране вернулось к Олимпийским играм 1920 года — а может быть, 1924? Бок не был уверен. Впрочем, это не имело значения.
— Слушаю вас, полковник.
— Один из моих офицеров не вернулся с задания. — Полковник был из отдела «Т» технического филиала Первого главного управления. Он был доктором технических наук, специалистом по ракетным системам. В прошлом ему приходилось работать в Америке и Франции, добывая секреты различных видов оружия, и лишь недавно он получил назначение на эту должность.
— Подробности?
— Капитан Евгений Степанович Фёдоров, тридцати лет, женат, один ребёнок, очень способный офицер, ему должны были присвоить звание майора. Один из лучших в моём отделе.
— Когда ему надлежало вернуться? — спросил Головко.
— Шесть дней назад. На прошлой неделе он вылетел в Берлин через Париж. У него были отличные немецкие документы — изготовленные у нас — и список десяти специалистов, которыми ему следовало заняться. Фёдоров получил указание вести себя очень осторожно, если только ему не удастся обнаружить что-то действительно важное. В этом случае ему надлежало вступить в контакт с нашей берлинской станцией — вернее, с тем, что от неё осталось. Разумеется, мы разработали систему периодического оповещения. Он не вышел на связь, и через двадцать четыре часа оттуда поступил сигнал тревоги.
— Он не мог просто проявить беспечность?
— Только не Фёдоров, — решительно заявил полковник. — Разве эта фамилия ничего вам не говорит?
— Фёдоров… так это его отец?..
— Да, Степан Юрьевич. Евгений его младший сын.
— Боже мой, ведь я учился у Степана! — тяжело вздохнул Головко. — А вы исключаете возможность?..
— Измены? — Полковник сердито покачал головой. — Абсолютно исключаю. Его жена — хористка в оперном театре. Они встретились ещё в университете и поженились, несмотря на возражения родителей. Это брак по любви, каких теперь мало. Она — поразительно красивая женщина с ангельским голосом. Только жопник может бросить такую. Кроме того, у них ребёнок. Известно, что он хороший отец. — Головко уже понял, куда клонит полковник.
— Вы считаете, его арестовали?
— Нет, таких сведений не поступало. Следует ещё проверить, но я опасаюсь худшего. — Полковник нахмурился и уставился в пол. Ему вовсе не хотелось сообщать эту печальную весть Наталии Фёдоровой.
— Знаете, в это трудно поверить, — заметил Головко.
— Сергей Николаевич, если ваши подозрения верны, то нам поручили расследовать вопрос, представляющий для них исключительное значение. Может быть, нам удалось подтвердить что-то, хотя и весьма дорогой ценой.