Все страхи мира
Шрифт:
Петра мертва?
Он знал, что это правда, и не пытался убедить себя в обратном. Это было вполне возможно… более того, неизбежно. Явное самоубийство! Ну конечно, именно так совершили самоубийство все члены группы Баадер-Майнхоф, особенно один, который застрелился… тремя выстрелами в голову. В то время среди западногерманских полицейских ходила шутка о том, как самоубийца сжал пистолет смертельной хваткой.
Бок знал, что его жену убили. Его жена, его прелестная Петра мертва. Его лучший друг, самый верный товарищ, его возлюбленная. Мертва. Гюнтер понимал, что это сообщение не должно было так потрясти его. Разве можно было ожидать иного? Им пришлось убить её. Она была
Убив Петру, они только упрочили политическую стабильность новой Германии, четвёртого рейха.
— Петра, — прошептал он. Она была больше чем политическим деятелем, больше чем революционером. Он помнил каждый контур её лица, каждый изгиб её юного тела. Он помнил, как ждал рождения детей и какой улыбкой приветствовала его Петра после того, как родила Эрику и Урсулу. Они тоже исчезли, пропали из его жизни, словно тоже умерли.
В такой момент нельзя оставаться одному. Бок оделся и пересёк комнату. Он обрадовался, увидев, что Куати все ещё не спит, хотя выглядел он ужасно.
— Что случилось, мой друг? — спросил командир.
— Петра мертва.
На измученном лице Куати отразилась искренняя боль.
— Как это произошло?
— В сообщении говорится, что её обнаружили повешенной в камере. — С запоздалым ужасом Бок понял, что его Петру обнаружили с петлёй на тонкой хрупкой шее. Картина была слишком ужасной. Ему приходилось видеть подобную смерть. Он с Петрой привёл в исполнение приговор одному классовому врагу и видел, что его лицо сначала побледнело, затем побагровело и… Образ был невыносим. Бок не мог позволить себе видеть Петру такой.
Куати печально склонил голову.
— Да будет милостив Аллах к нашему любимому товарищу.
Усилием воли Бок подавил раздражение. Ни он, ни сама Петра никогда не верили в Бога, но Куати своей молитвой хотел для неё лучшего. Хотя для Бока это было не более чем сотрясением воздуха, слова Куати являлись выражением сострадания и доброжелательности — и дружбы. А сейчас Бок нуждался в этом больше всего.
— Сегодня плохой день для нашего дела, Исмаил.
— Хуже, чем ты думаешь, этот проклятый договор…
— Я знаю, — сказал Бок. — Да, я знаю.
— Как твоё мнение? — Куати всегда мог положиться на честность и объективность Гюнтера, который относился ко всему с беспристрастием.
Немец взял сигарету и прикурил от настольной зажигалки. Он не сел, а принялся расхаживать по комнате. Ему нужно было двигаться, чтобы убедить себя, что он ещё жив. Одновременно он заставил свой ум рассмотреть проблему с полной объективностью.
— Следует подходить к этому всего лишь как к части более крупного плана. Когда русские предали мировой социализм, они дали этим толчок ряду событий, направленных на укрепление власти капиталистических классов над основной частью мира. Мне сначала казалось, что Советы всего лишь задумали этот манёвр в качестве хитроумного стратегического хода, надеясь получить экономическую помощь со стороны Запада, — следует иметь в виду, Исмаил, что русские — отсталый народ. У них даже коммунизм не действовал. Разумеется, коммунизм изобрёл немец, — прибавил Бок не без иронии (он дипломатично умолчал, что Маркс был евреем), подумал и стал дальше излагать свою точку зрения бесстрастным голосом аналитика. Он был благодарен за возможность забыть о своих переживаниях и говорить подобно революционеру прошлого. — Но я ошибался. Это не было тактикой. Их шаг оказался предательством, полным и безоговорочным. Прогрессивные элементы внутри Советского Союза были обмануты ещё больше, чем в ГДР.
Америка со своей стороны запросила с них немалую плату за оказанную помощь. Она заставила Советы отказать Ираку в поддержке, сократить помощь, оказываемую вам и вашим арабским братьям и, наконец, принять американский план — раз и навсегда обеспечить безопасность Израиля. Совершенно очевидно, что израильское лобби в Америке готовилось к этому манёвру заблаговременно. Согласие русских усложняет ситуацию. Теперь против нас выступает не только Америка. Нам угрожает заговор глобального масштаба. У нас больше нет друзей, Исмаил. Мы должны полагаться только на себя.
— Выходит, ты считаешь, что мы потерпели поражение?
— Нет! — Глаза Бока сверкнули. — Сейчас мы не должны останавливаться — они и так находятся в выгодном положении, мой друг. Если им удастся добиться большего преимущества, они воспользуются современной обстановкой в мире и выловят всех нас. Наши отношения с русскими очень плохие, но станут ещё хуже. В будущем русские начнут сотрудничать с американцами и сионистами.
— Кто мог бы подумать, что американцы и русские…
— Никто. Никто, за исключением тех, кто осуществил этот план, правящие круги Америки и продажные собаки — Нармонов и его лакеи. Они оказались исключительно хитрыми, мой друг. Нам следовало предугадать надвигающиеся события, но мы не сумели. Ты не заметил этого здесь. Я не заметил опасности в Европе. Мы несём ответственность за недостаток бдительности.
Куати пытался убедить себя, что ему нужно услышать только правду, однако его желудок утверждал что-то совершенно другое.
— Как, по-твоему, можно изменить положение? — спросил командир.
— Перед нами союз двух невероятных друзей и их сообщников. Необходимо его разрушить. История показывает, что после распада союза бывшие союзники становятся врагами и испытывают такую подозрительность друг к другу, которая намного превосходит их обоюдное недоверие до заключения союза. Как этого добиться? — Бок пожал плечами. — Не знаю. Понадобится время… Возможности все ещё существуют. Должны существовать, — поправился он. — Потенциал для разногласий очень велик. Многие по-прежнему думают вроде нас с тобой как в мире, так и в Германии.
— Но ты считаешь, что раздоры должны начаться между Америкой и Россией? — спросил Куати, как всегда захваченный рассуждениями своего друга.
— Там они должны завершиться. Было бы неплохо начать их там, разумеется, но это маловероятно.
— Может быть, это не так маловероятно, как ты считаешь, Гюнтер, — пробормотал про себя Куати, даже не заметив, что произнёс эти слова вслух.
— Я не расслышал.
— Так, пустяки. Обсудим это попозже. Я устал, мой друг.
— Извини, что побеспокоил тебя, Исмаил.
— Мы отомстим за Петру, мой друг. Они заплатят за свои преступления! — пообещал ему Куати.
— Спасибо.
Бок вышел на улицу. Ещё через две минуты он поднялся к себе в комнату. Радио все ещё оставалось включённым. Передавали народную музыку. К нему вернулась память о происшедшем. Бок, однако, не смог заставить себя плакать. Вместо слез его охватила ярость. Смерть Петры была ужасной личной трагедией, но он чувствовал, что предан весь его мир, все его идеалы. Смерть жены являлась ещё одним симптомом более глубокого и опасного заболевания. Если он сумеет, то отомстит за убийство Петры всему миру. Во имя революционной справедливости, разумеется.