Все точки над i
Шрифт:
Парень открыл заднюю дверцу, достал из салона дорожную сумку. Очнувшись, я бросилась к нему и налетела на неизвестно откуда взявшегося японца, он держал в руках камеру, возбужденно что-то кричал, от толчка не удержался на ногах и упал, увлекая меня вместе с собой и продолжая кричать. Он все никак не мог подняться и мешал встать мне, я отшвырнула его в сторону, прямо в грязную снежную жижу, и тут истошно закричала женщина. А потом над улицей пронеслось протяжное «убили». Я вскочила на ноги, парня рядом с «Ауди» уже не было, я бросилась в подворотню и успела увидеть, как он садится в «Жигули», номера
Привалившись к стене, я смотрела на захламленный двор, голубей, бродивших возле мусорного контейнера, до боли сжав зубы, а потом тихонько завыла. Горше всего была мысль, что в ту последнюю для Елены минуту я усомнилась в ней.
Я заставила себя вернуться к ее машине. У парня было мало времени, он не мог обыскать салон, что, если она переложила документы из дорожной сумки? Но пока я бежала низкой, темной аркой, с улицы уже неслись милицейские сирены, а на тротуаре собралась толпа. Люди вытягивали шеи, становились на цыпочки, силясь разглядеть что-то из-за спин впереди стоящих. Милиционер замер возле открытой двери «Ауди», что-то говоря по рации, пятачок дороги вокруг поспешно освобождали от машин.
Подъехала «Скорая», по тому, как врач, только раз заглянув в машину, теперь не торопясь разговаривал с милиционером, стало ясно, что никакая медицинская помощь Елене уже не нужна, впрочем, я в этом не сомневалась.
Я выбралась из толпы и набрала Машкин номер.
– Иди к Виссариону, дождешься Тони там, из подсобки носа не показывай.
– Что происходит? – жалко спросила она.
– У меня нет времени объяснять. Как только дозвонишься до мужа, сразу уезжайте, все равно куда.
– Да ты с ума сошла, что я ему скажу?
– Дура! – заорала я. – Немедленно, слышишь, немедленно иди к Виссариону. Антону позвонишь оттуда.
Я услышала короткие гудки и вздохнула. Потом огляделась, пытаясь решить, что теперь делать. Елена сказала, что статья должна выйти завтра, а я так и не удосужилась спросить, отправила ли она ее по электронной почте или предпочла отвезти сама. Я надеялась, что отправила. Хотя без документов это не более чем слова. Но убийство известной журналистки вызовет вопросы, и его, вне всякого сомнения, свяжут со статьей. Я поразилась тому, как отстраненно подумала об этом, точно Елена в самом деле для меня только «известная журналистка», а не человек, с которым я час назад перешла на «ты» и собиралась праздновать скорую победу.
Я быстро шла по тротуару, высматривая телефон, надо было позвонить Панкратову. Он, безусловно, уже знает, что произошло. Или узнает с минуты на минуту. Телефон был на углу, я торопливо набрала номер его мобильного и услышала резкое «да».
– Елену убили, – сказала я.
– Знаю, – ответил он, не поинтересовавшись, кто ему звонит.
– Я все видела. Я приду в прокуратуру и дам показания. Они забрали документы, но…
– Вы что, с ума сошли? – тихо и зло спросил он. – Думаете, мне нужен еще один труп? Мы ничего не докажем, а вы не доживете до конца следствия.
Он отключился, а я еще долго стояла, держа трубку в руке.
Мой взгляд упал на пятиэтажный дом, выкрашенный в ярко-розовый цвет, и я вспомнила, что здесь живет Зойка, одна из заблудших душ, опекаемых Виссарионом. Сейчас она наверняка отсыпается после ночных трудов.
Я долго нажимала кнопки домофона, пока наконец не услышала ее недовольный голос:
– Кто там?
– Я пришла к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало.
– Юлька, ты, что ли? – после небольшой паузы спросила она, и дверь с легким щелчком открылась.
Я быстро поднялась к ее квартире. Зойка стояла на пороге в одних трусах, зато успела сунуть в рот сигарету и сейчас щелкала зажигалкой, прищурив один глаз.
– Случилось чего? – нервно спросила она.
– Можно я у тебя перекантуюсь? – задала я вопрос.
– Да ради бога. А что Виссарион?
– С ним все в порядке. Вот у меня проблемы.
– Ты прячешься, что ли? – деловито поинтересовалась она.
– Пока не знаю. Ты вроде не из болтливых.
– Уж будь уверена, держать язык за зубами умею. Проходи, давай хоть кофе выпьем. Жрать у меня нечего, сейчас оденусь и сбегаю в магазин.
Я махнула рукой:
– Без надобности. Я тебя не стесню? – спросила я, оглядывая ее однокомнатные хоромы.
– Ты же знаешь, клиентов я сюда не вожу, живи на здоровье.
Зойкина квартира являла собой странное зрелище: мебель тридцатилетней давности, вся какая-то перекошенная, с дверцами на одной петле. У противоположной стены узкая кровать с розовым балдахином из дешевой тюли, подушки с рюшами, плюшевый медведь. В углу кинотеатр, очень дорогой, в настоящее время на одной из колонок висел Зойкин лифчик, который вполне можно было принять за чепец, тоже с оборками. На кровати, креслах, дверце шкафа висели кофты, юбки, колготки, чистые и не очень, все вперемешку. На плечиках на гвозде возле двери висела норковая шуба, на которую Зойка копила всю прошлую зиму. Эта зима выдалась на редкость теплой, и Зойка жаловалась, что шубу ни разу не надевала.
– Юлька, – позвала она, понаблюдав за мной. – Может, это… водки выпьем?
– Давай, – кивнула я.
Мы устроились на кухне за расшатанным столом, покрытым клеенкой с нарисованными на ней дынями, апельсинами и клубникой. Зойка достала из холодильника бутылку, из закуски была только капуста, которую хозяйка солила сама и очень этим гордилась.
– Жаль, хлеба нет, – вздохнула она и тут же весело добавила: – Ну и хрен с ним.
В этот момент на мой мобильник позвонила Машка, голос ее звучал тревожно:
– Юлька, мы с Виссарионом едем на вокзал, что происходит, а? Он ничего не объясняет, талдычит: «Юля велела». Я звонила Тони, наплела про тетку в Питере, которая вдруг померла. Он обещал приехать завтра. Поезд через час, ты едешь?
– Я тоже завтра. Деньги у тебя есть?
– Виссарион дал мне почти две тысячи баксов, сказал, что твои.
– Правильно сказал. Приедешь, устройся где-нибудь на квартире, в гостиницу не суйся. Тони лишний раз не звони, мне тоже. Пока.
– Машка? – спросила Зойка, когда я закончила разговор. – Видно, неприятности у тебя не хилые.