Все в его поцелуе
Шрифт:
Чуть-чуть приоткрыв глаза, он тупо уставился в костер. Он не сразу понял, где находится. Он не помнил, чтобы приобретал балдахин цвета созревшей пшеницы, залитой солнцем, и уж тем более не помнил, чтобы прикреплял полы балдахина к каждому из четырех столбов кровати шелковыми шнурами. Туалетный столик на гнутых ножках в виде птичьих лап с зеркалом на столешнице тоже точно не его, и располагался он между двумя закрытыми ставнями окнами. У камина стояло большое кресло, повернутое скорее к нему, чем к камину. Он видел, что подушка на кресле примята. На
Тихо застонав, Уэст опрокинулся на спину, закрыл рукой лоб и уставился в потолок. И вот тогда Рия склонилась над ним и попала в его поле зрения.
– А, да ты не спишь, – тихо произнесла она.
И вдруг с поразительной стремительностью все встало на место и в мире опять все пошло как надо. Он улыбнулся ей, скорее сонно, чем устало. Веки у него все еще были тяжелыми, но зрение снова стало ясным.
Рия убрала свои льняные волосы в свободный узел на затылке. Муслиновое платье с гофрированным воротничком-стойкой, украшенным синей бархаткой, ей очень шло. Слишком короткие волосы, не попадавшие в узел, она не стала закалывать, и они обрамляли лицо мелкими кудряшками, Глаза ее сейчас, скорее голубые, чем серые, светились заботой. К ее ангельскому лицу лишь рот не подходил – слишком крупный и чувственный; и подбородок слишком упрямый. Она выглядела очень хорошенькой. Уэст попытался вспомнить, имел ли он о ней иное мнение, и понял, что всегда считал ее таковой. Но лишь сейчас он позволил себе любоваться ею осознанно.
Он помнил урывками то, как, словно добрая волшебница, она вернула ему человеческий облик. Рия все же сумела вытащить его из кровати, когда в ее уборную принесли ванну. Она пригрозила, что сама примется драить его и скоблить, если он не сделает все сам. Время от времени она заглядывала к нему, и всегда почему-то именно тогда, когда он засыпал в воде. После ванны она принесла ему теплое полотенце и чистую ночную сорочку. Кажется, она даже сама его вытерла и сама на него натянула ночное белье.
Уэст откинул одеяло, подоткнутое явно женской рукой. Он и в самом деле лежал в ночной сорочке, более того – в своей собственной.
– Ты нашла мою сумку.
– Нашла.
Он слишком поздно сообразил, что она могла найти кое-что еще, помимо ночной сорочки. Дорожную сумку Уэст, как и саквояж с картинами, прикрепил к седлу Драко.
– Не думаю, что ты сумела сдержать любопытство.
Рия действительно выглядела виноватой.
– Я понимаю, что для тебя мои муки значения не имеют, но я сдерживалась целый час.
– Ты права, – заметил он, приподнимаясь, – теперь уже действительно не важно. Что ты с ними сделала?
Рия кивнула в сторону туалетного столика.
– Я убрала их внутрь, туда, где их не найдут.
Уэст нажал на веки подушечками пальцев, затем потер их. Он попытался сбросить сонную дрему, но никак не мог.
– Ты влила мне опиум в горло?
– Я дала тебе успокоительное,
На самом деле он ничего такого не помнил, но решил, что она не стала бы лгать по пустякам.
– Который час?
– Начало шестого, я думаю. – Она уже предвидела следующий вопрос. – Вечера, а не утра. А что, ты собираешься уезжать?
Уэст провел рукой по волосам, но не пригладил их, а взъерошил.
– Нет. Еще нет. О Драко позаботились?
– Много часов назад. Он на конюшне.
– Хорошо. Спасибо, что проследила.
– Спасибо не мне, а мистеру Добсону. – Рия вдруг подумала, что слова ее прозвучали слишком грубо, и уже иным тоном добавила: – Тебе здесь всегда рады.
Уэст поднял глаза на Рию и вдруг понял, что заставил ее тревожиться, и расстроился.
– Видит Бог, – вздохнул Уэст, – я не хотел, чтобы ты увидела картины.
– Я знаю.
– Ты видела обе? – Он увидел в ее глазах ответ. – Не важно, – заметил он чуть погодя, – все равно ты увидела бы.
Рия присела на край кровати.
– Я тоже не хотела бы их видеть, но я же не знала, что там, пока не развернула.
– Если в твоих словах и есть логика, то она от меня ускользает. – Он поднял руку, предупреждая возможные объяснения. – Не надо. В таких делах, когда хочешь что-то распутать, все еще сильнее запутывается.
Рия кивнула, соглашаясь.
– Принести тебе ужин? Сегодня на ужин ростбиф и пудинг с изюмом.
– Нет, пока не хочется. – Он коснулся ее руки и переплел свои пальцы с ее пальцами. – Я обошелся с тобой неласково? Прости, я не хотел.
– Принимается.
– Мне следует принести еще извинения? – спросил он, удерживая ее взгляд. Глаза его превратились в ярко-зеленые. – Ты сожалеешь о чем-то?
Рия покачала головой:
– Я ни о чем не жалею.
– Даже о том, что случилось в конце?
– Нет, – твердо произнесла она, стараясь казаться убедительной. – Вначале я взгрустнула… немного. Потом подумала и решила, что только моя наивность заставляла меня верить, что могло произойти по-другому.
Уэст склонил голову набок и пристально посмотрел на нее:
– Значит, ты не хочешь детей?
Рия сосредоточенно жевала нижнюю губу, обдумывая ответ. Теперь все как-то осложнил ось. Она не могла сказать ни просто «да», ни просто «нет».
– Чего я действительно не хочу, – проговорила она наконец, – так это наградить тебя бастардом.
Пусть делает свои выводы. Она сжала его руку, давая понять, что ничего не будет конкретизировать.
– А теперь, может, ты сам мне расскажешь, без пытки, что случилось до того, как ты сюда приехал? Где ты обитал?
Уэст от неожиданного поворота мигнул, но уходить от ответа не стал.
– Недалеко отсюда. Ты знаешь тот коттедж, что герцог когда-то оставил моей матери? С тех пор как умерла мама, он мой. Вот там я находился прошлым вечером – в гостях у себя самого.
– Спасибо за ответ, но я жду подробностей.