Все в свое время [СИ]
Шрифт:
— Ты справился, — голос седого ведуна никогда не выражал похвальбы, но Нит почему-то сразу понял, что старик доволен. — Запомни этот день, несложно латать тела, но редок дар возвращать ушедшие души. Твой жизненный путь тернист и извилист, но что бы ни случилось дальше — достойное жизни дело ты уже совершил, а значит она была не напрасной.
Нит не ответил. Он не чувствовал гордости, не упивался собой, а просто радовался, что до конца исполнил свой долг и вернул раненного чужака к жизни. Человек не может оставить в беде другого человека, потому что только в единстве сила и шанс людей.
1983 год от Рождества Христова, 24 мая
— А как же ваш график, полковник? Где же ваш великий график?
— К дьяволу график! Капитан Гамильтон, мы идем вперед! Потому извольте заткнуться и подчиняться приказу!
— Полковник, вы сошли с ума! Посмотрите по сторонам! Неужели вы не видите…
Полковник не видел. Он уже давно ничего не видел, но глаза-огни как будто гипнотизировали остальных, и они шли за ниш, шли, и умирали.
Месяц, потому что ровно месяц назад, двадцать четвертого апреля, началось это коллективное самоубийство. Под красивым именем "военная операция Британской империи". Началось бы и раньше, да все тот же график не позволил. Идиотский график, которым полковник похвастался в первый же день. Как же давно это было… Два месяца и десять тысяч жизней назад…
— Смотрите, капитан! — Вильгельм Моррисон из очередной папки извлек красивый, цветной, с разными хитрыми пометками, лист бумаги. — Смотрите и восхищайтесь!
— Что это, сэр? — Эдвард пытался понять смысл графика, затухающей кривой, но без пояснений сделать это было проблематично.
— Ну уж точно не портрет старшего сержанта Кроуфорд в голом виде! Это, капитан Гамильтон, секретный военный документ! Результат стратегических расчетов генерального штаба, который наглядно демонстрирует, что наша миссия имеет все шансы добиться успеха! Вот, смотрите сами, все гениальное просто — вот формула, по оценкам наших аналитиков, которые, между прочим, базировались в основном на ваших и ваших предшественников донесениях, отношение количество потерь личного состава к общему числу на единицу пути есть постоянная величина. Десять процентов на сто миль пути. Наш маршрут, по разным оценкам, порядка тысячи семисот миль, общая численность личного состава — двенадцать тысяч человек. А вот вам и график — до цели дойдет не менее пяти тысяч, вернется — не менее двух. Высшее командование сочло такие потери вполне допустимыми, так что радуйтесь, капитан Гамильтон — у нас неплохие шансы возвратиться живыми!
— Что за бред! — красивый график, за которым скрывалась запланированная гибель десяти тысяч человек, заставил Эдварда забыть о субординации. — Тот, кто составил этот график — клинический идиот!
— Вы что-то имеете против аналитического центра генштаба? — в голосе полковника прозвучала угроза, но Эдварду сейчас любые потенциальные неприятности были глубоко безразличны.
— Имею? Да их за такое самих надо в Мертвые Земли отправить! Какие еще "десять процентов на сто миль"? Мы люди, а не цифры! Мы все поляжем, и пятидесяти миль не пройдя! Полковник, мне плевать, что там ваши "аналитики" нарисовали — я служу тут три года, и на своей шкуре испытал, что такое Мертвые Земли! Можете засунуть себе этот график… в папку. И забыть, как страшный сон, — в последний момент Эдвард все же вспомнил, что перед ним легендарный "майор-палач", как его прозвали бунтовщики Новой Южной Шотландии.
— Обязательно учту ваши пожелания, пока еще капитан Гамильтон.
— Учтите, — Эдвард окончательно взял себя в руки. — А также учтите то, что за время существования базы мы не ходили далее чем на двести миль на север, да и то только с проводниками из местных. Без них — не дальше прямой видимости, о чем мною неоднократно было упомянуто в докладах вышестоящему начальству.
Они тогда еще долго спорили. Вернее Эдвард спорил, Вильгельм Моррисон все время порывался свернуть капитану шею, но то ли убежденность молодого офицера взяла свое, то ли полковник и сам подсознательно не верил в красивые цифры генштаба… Все же служил не первый десяток лет, знал, как красиво иногда все выглядит на бумаге, и мерзко в реальности… Он решил проверить. И, вместо того, чтоб, как было запланировано изначально, всей группировкой, двенадцать тысяч человек на броне, двигаться на север, полковник послал одну роту. На разведку. Сто человек, ветеранов, задание которых было проще, чем найти королевский дворец в Эдинбурге — продвинуться на двадцать миль на север по пересеченной местности, разведать обстановку и вернуться. Пятнадцать бронетранспортеров, включая один командный, по музеями Британской империи хранилось немало ходового антиквариата, восемнадцатый век. Оружие, запас горючего на неделю пути, строгие инструкции, долгие наставления Эдварда, который хоть как-то пытался объяснить, что за земли лежат за стенами базы… Десять часов ожидания и один тяжелораненный солдат, который не дожил до утра, но успел рассказать, как машины тонули посреди чистого поля в болоте, как огромный медведь рвал когтями сталь, игнорируя залпы автоматов, как глохли двигатели, а одно насекомое перекусало и убило экипаж двух боевых машин. Обычный крупный комар — Эдвард предупреждал про них, и даже советовал ставить сетки и все время держать включенным ультразвуковой генератор. Пренебрегли. Не поверили. Заплатили за небрежность жизнями. На двадцать миль не продвинулись — машины бросили, назад возвращались своим ходом, половина погибла, когда решила смочить лицо в кристально-чистом роднике, вторую половину до смерти покусали обычные булыжники. Это при том, что про скрытый в воде яд и опасность любых одиноких камней-кустов-трав был предупрежден
Полковник рвал и метал. Потерять на пустом месте целую роту — это был крупнейший из провалов в его карьере! Но отступать не собирался. Приказал всем солдатам, с утра до ночи, как "Отче наш" зубрить отчеты базы Нью-Перт, адмиралу со "Святого Марка" вежливо посоветовал заткнуться и не учить его воевать, и вынужден был ждать, пока придут карасарайцы. Все же признал, что без местных о "графике" можно забыть, но поставил четкий срок — месяц. Если через месяц проводники не придут, собирался выступать имеющимися силами. Эдвард связался с местными, через обычный стеклянный шар, который в принципе не мог работать — подходишь к нему, и говоришь, а тебя за сотни миль слышат. "Игрушка дьявола", как его ласково называл бывший капелан Ирвин Эрнест Гауди. Передал карасарайцам суть своей просьбы, а дальше оставалось только ждать. Связь была односторонней, предсказать поведение дикарей невозможно, и ответ они получили, только когда семнадцатого апреля у стен базы ВКС появились четверо. В легких одеждах, с примитивным оружием, они совершенно не боялись огромной армии, три дня торговались с полковником за закрытыми дверями, пока не достигли какого-то уговора. Эдварда в его суть не вникал. И уже двадцать четвертого апреля армия двинулась в путь. Мимо гор Тавриды, вглубь полуострова, и дальше, на север, на материк… Семьсот миль в одну сторону, броня, только после капремонта, теоретически способная разгоняться до полу сотни миль за час по самой пересеченной местности! Лучшее из вооружения, хоть и старое, но ничем не уступающее новым образцам, разве что вместо божественной силы нужны патроны, аккумуляторы и бензин! Казалось бы, легкая прогулка, сутки пути…
С тех пор прошел месяц. Если первые две недели, пока вели проводники, еще удавалось хоть как-то держать строй, а потери временами были даже меньше, чем по графику, то потом смерть смело наверстала свое. Бронетранспортеры давно уже были брошены, еще на границе Карасарайского ханства, человек оказался живучее стали. Проводники ушли, честно предупредив, что дальше на север — смерть. От бодрой двенадцатитысячной армии остались жалкие ошметки, пять сотен человек. Остальных убивала флора и фауна, травил яд, разлитый в земле, воде и воздухе, сводили с ума страшные видения, от которых не мог защитить ни один респиратор. Люди крестились, молились, выли от ужаса, но шли вперед — если большой отряд еще мог хоть как-то пережить ночь, то любой дезертир жил не дольше, чем успевал скрыться за первыми кустами. Мертвые Земли убивали, не желая считаться ни с какими графиками, но полковник Вильгельм Моррисон этого не видел. Он шел вперед сам, и вел за собой тех, кому повезло выжить — несчастных солдат, старшего сержанта Элис Кроуфорд, капитана Эдварда Гамильтона, родового раба Нубила…
А самое страшное — что даже если бы сознание вернулось к полковнику, поворачивать было поздно. Карасарайское ханство осталось далеко на юге, да и как с ними выйти на связь? Это название у них гордое — как бы прямой приемник великой Татарской империи, куда на правах провинций входили земли от Атлантики до Японии, от Белого моря до Индийских гор. Только та империя, что могла на равных тягаться с Британской, исчезла с мировых карт, а то, что называлось Карасарайским ханством… Три десятка сел, пару городков, одна "столица", Карасарай, "Черный дворец", где в черной юрте-шалаше-кибитке сидел голый-босый хан Азат Тагирхан. Не более двух тысяч жителей — армия полковника была в шесть раз больше, чем все это ханство. Когда начинала поход. Города "карасарайского ханства" — точки на бескрайней плоскости Мертвых Земель, спрятанные в самых укромных местах, сами карасарайцы — одичавшие, забывшие порох и колесо люди, которые, тем не менее, хорошо научились выживать в этих краях. Они с радостью меняли древние картины, книги, артефакты из разграбленных мертвых городов на золото, за свои услуги проводников просили золото, а нужно оно им было для того, чтоб отливать статуи своих правителей и украшать ими курганы. Без золота, заранее не договорившись, карасарайцев никогда не найти — они уже давно научились сливаться с природой, и британцы оказались фактически один на один с Мертвыми Землями. Вся разница была — как умирать. Возвращаясь, то есть признав, что все это было напрасным, или все же двигаясь вперед, надеясь на случайность и Иисуса. Хотя тут даже он бессилен, до цели оставалось почти три сотни миль, они прошли лишь половину пути, а последний вездеход с припасами, водой и оружием заглох прошлой ночью. Сколько люди могут унести на себе? Сто фунтов? По нормативам может быть, в реальной жизни у каждого оставалось по несколько фляг, и Эдвард спорил с полковником скорее по привычке, чем в надежде реально что-то изменить.
Но были два человека, которых не затронула общая безнадежность. Верный Нубил, который просто не ощущал на себе тягости пути, свято веря в счастливую звезду хозяина и надежно укрывшись за его спиной, и Элис Кроуфорд. Девушка, которая уже давно ничего не скрывала. Они были с Эдвардом вместе, на зло всем и всему миру, они любили друг друга, и она радовалась, что единственный дорогой в жизни человек рядом с ней. Пусть даже это последние часы их жизни. Эдвард, как мужчина, то есть существо более логичное и менее иррациональное, радоваться этому не мог — больше всего он хотел бы отправить девушку куда-нибудь далеко-далеко, то ли в Новую Шотландию, то ли Австралию, то ли вообще на Марс, но понимал, что тут его желания ничего не значат.