Всё вернётся
Шрифт:
— Вы любите музыку, танцы?
— О да! Иногда я танцевала до полного изнеможения. Когда я слышу музыку, во мне все словно оживает. Она может заставить меня плакать или смеяться. Без музыки не обходилась ни одна вечеринка в нашем доме, мы забывали обо всем, когда она звучала.
— Да? — Мартин многозначительно вскинул брови.
— Это не то, что вы думаете! — возмущенно воскликнула Рената. — Мы — и дети, и взрослые, — просто отдавались ее ритму — быстрому, яростному, медленному или задумчивому. Не имеет значения. Вам это незнакомо.
— У меня есть обязанности, — резко ответил Мартин, уязвленный тем, что она попала в точку.
— Нельзя же все время работать. А жить когда вы собираетесь? — удивленно спросила Рената.
Действительно, когда? Всю свою жизнь Мартин помнил о своем предназначении хозяина Гринвуда. Не мог позволить себе обронить лишнее слово или совершить какой-нибудь бесшабашный поступок. И вот теперь Рената дразнит его своей неограниченной свободой, невольно вызывая у него сумасшедшее желание схватить ее в объятия и заняться с ней любовью.
Мартин был очарован Ренатой. Его тянуло к ней, потому что она воплощала собой все, что ему нравилось. И он хотел ее.
— Пожалуйста, — мягко сказала Рената, почувствовав перемену в его настроении, — расспросите местных старожилов о моем отце. Постарайтесь быть объективным, пока не найдете доказательств его порочности. Но я уверена, что вы их не найдете.
Ее нежная, трогательная улыбка может растопить самое холодное сердце, подумал Мартин. Он ощутил приступ желания, которое тут же сменилось злостью. Рената, конечно, знает, какое у нее соблазнительное тело, цинично подумал он, проклиная женщин, использующих свои прелести для достижения цели.
Но при всем понимании, что Рената соблазняет его, злость Мартина быстро перешла в стремление обладать этой удивительной женщиной.
Она предлагает себя, так почему не воспользоваться этим?
По выражению лица Мартина невозможно было догадаться, какие в нем бушуют страсти. А он думал только о том, как бы дотронуться до ее атласной кожи, заключить в ладони ее красивое лицо. Прижать Ренату к себе и ощутить нежные изгибы ее тела, увидеть губы, приоткрывшиеся в ожидании его поцелуя… Он готов был поддаться желанию, которое бешено пульсировало во всех его порах.
— Мартин?
Он вздрогнул, поднял голову и, взглянув на Ренату, чуть не утонул в ее глазах, похожих на чистые голубые озера.
— Вы не слушаете. Я надоела вам, — с грустью сказала Рената.
Надоела. Если бы! Мартин разозлился, что не может устоять перед очарованием Ренаты.
— Я не пропустил ни одного слова.
— Тогда вы поймете, — сказала Рената низким, хриплым голосом, от которого у Мартина внутри все задрожало, — почему я не могу согласиться с тем, что вы говорите о моем отце.
Она использует свои чары, чтобы убедить меня, сердито подумал Мартин. Флиртует со мной, играет голосом, строит глазки, пытаясь ослабить мое сопротивление. Напрасные уловки.
Но, тем не менее, они действовали на него.
— Мой источник безупречен, он не может лгать, — твердо сказал Мартин.
— Значит, здесь что-то не так, потому что я говорю правду! — крикнула Рената в отчаянии. — В отличие от вас я знала его!
Было очевидно, что она искренне верит в порядочность своего отца. Это ставило Мартина перед выбором: принять слова Ренаты на веру и поставить под вопрос утверждения его матери или следовать ранее принятому решению и молчать, пока он не узнает ее лучше.
Рената дотронулась до его руки, и Мартин моментально напрягся.
— Прошу вас, Мартин, — проговорила тона, отрывисто дыша. — Я знаю, что не нравлюсь вам, но вы хороший человек, и я уверена, что если вы отнесетесь беспристрастно, то поймете…
Послав к черту все благие намерения, Мартин резко встал. Он увидел слабое дрожание ресниц Ренаты, соблазнительные губы. Вся ее поза говорила о том, что она тоже возбуждена.
— Рената… — хрипло произнес он.
И понял, что переступил запретную черту.
6
Рената замерла. Она, конечно, слышала о громе среди ясного неба, который может ударить неожиданно и поразить в самое сердце. Но она никогда не верила во внезапное притяжение мужчины и женщины. Во всяком случае, не в такое сильное, когда возникает нестерпимое желание дотронуться до кого-то, быть с ним, следовать за каждым его движением.
Это желание было настолько всепоглощающим, что она даже забыла об отце. Рената хотела отдаться неизбежному и целовать Мартина до тех пор, пока он не смягчится, пока не отбросит свою суровую сдержанность и в его жилах не забурлит кровь.
Рената подняла голову, ее губы были в нескольких дюймах от его губ.
— Да? — пролепетала она.
И в этот момент они услышали детский крик.
— Вовремя, — сказал Мартин.
Что он имел в виду? Дрожа всем телом, Рената встала и вышла из комнаты. Может, он подумал, что удачно избавился от ее вопросов?
Или… обрадовался, что ему не пришлось отвергать ее нежелательные поползновения? Рената вспыхнула от смущения.
Как можно быть такой глупой? Да, она сгорала от желания, хотела, чтобы Мартин занялся с ней любовью. Очень хотела. Но для этого необязательно было хлопать ресницами, как влюбленная школьница!
Рената вошла в кухню.
— Привет, зайчик! Опять проголодался? — проворковала она, благодарно улыбнувшись миссис Скотт, которая протянула ей сына.
— Вы не должны нестись сломя голову на первый его крик, — нежно отчитала ее повариха. — Бедняжка, на вас лица нет. Сварить вам какао?
— Я позабочусь о Ренате.
Она съёжилась, когда Мартин вошел в кухню. Ренате показалось, что воздух в кухне потрескивает от напряжения, и она взглянула на повариху из-под опущенных ресниц — почувствовала ли та что-нибудь. Но миссис Скотт спокойно расставляла посуду на полке.