Все зависит от нас
Шрифт:
Ещё неделю назад он письмо получил из дому. По очень туманным намёкам понял, что его дядю, работающего в КБ на заводе, загребли. Вот теперь гэбисты и отрабатывают родственников. А мне на фиг не надо такого подрывника терять, да и вообще… Этот парень мне давно как родной стал, так что хрен его чекистам отдам. Пусть хоть до Берии дело доводят. Тем более что сам Лучший Друг Советских Шахтёров в своё время сказал, мол, сын за отца не отвечает.
Вообще, усатый вождь стал потихоньку утомлять. Вроде вменяемый мужик, но ему очередной раз моча в голову вместе с горшком влетела. Говорят, снова потихоньку пошли аресты отпущенных было умельцев. Правда, их сажали не в лагеря, а в специально создаваемые «шарашки». Причём, блин, сажали за невосторженный образ мыслей. Дескать, ругают советскую власть. А чего им её хвалить? Вместо того чтобы знания по специальности совершенствовать, они лес в тайге валили. Как жареным запахло, их поотпускали. Причём как будто так и надо — посадили
Под эти мысли подъехали к расположению связистов. На крыльце стоял Гусев, важный, расслабленный и довольный жизнью. Ночью он отделился от коллектива и предавался развратным действиям с певичками из бригады фронтовой самодеятельности, поэтому сейчас был похож на утомлённого мартовского кота. Щурясь на солнце, он лениво лузгал семечки и только вопросительно поднял бровь, увидев меня в столь странной компании.
— Здравия желаю, товарищ майор!
Серёга так удивился официальному обращению, что подавился семечком и закашлялся. Прокашлявшись, возмущённо спросил:
— Ты чего тут под руку орёшь?
— Да я не ору. Просто вот смежники пожаловали. Шарафа арестовать хотят. Так что давай в хату — разбираться будем.
Лейтенант во время разговора стоял, недоумённо крутя головой. Видно, слова о смежниках, заставили его слегка напрячься. Я тронул СМЕРШевца за рукав и, показав на дверь, предложил:
— Ну что военный, пойдём, поговорим.
Сержант и рядовой, приехавшие с наглым контрразведчиком, сунулись было следом, но их тормознул Покатилов, который занимался охраной наших «маркони»:
— Так, бойцы. Вы — на месте. Ничего с вашим командиром не сделается.
Спорить с ним те не рискнули. Видно, тоже почуяли необычность ситуации. Летеха только головой дёрнул, но права качать не стал и вошёл в дом.
Вышел он мокрый и взъерошенный. Сначала я показал ему свою ксиву и поставил раком, то есть по стойке смирно. Потом мы связались с генералом Левиным, начальником контрразведки фронта. Он был один из немногих, кто знал, чем наша группа занимается. Обрисовали положение. Генерал, оказывается, был не в курсе того, что его подчинённые в нашу сторону такую бочку покатили, хотя с его стороны это косяк сильнейший. Ведь именно Левин должен был прикрывать и курировать нашу группу со стороны СМЕРШ. Предчувствуя неминуемое вставление кола от земли до неба, генерал молниеносно провёл расследование и уже через двадцать минут всё выяснилось. Оказывается, имела место случайная, хотя, как выразился перенервничавший главный контрразведчик фронта — «преступная» накладка. Просто не в меру ретивый цирик из штаба армии, получив бумагу на Марата и не обратив внимания на спецпометку в личном деле, решил сделать превентивный арест. Так сказать, для подстраховки. Вот и заслал своего подручного брать Шарафа, как будто тот, блин, всю жизнь немецким шпионом проработал. Ретивому я теперь не позавидую и, чем для него всё закончится, даже предположить не могу, а вот летехе за непочтительное отношение к старшим по званию просто дали по зубам и отпустили с богом. Правда для начала Гусев его запугал до мелкой тряски. Даже расписку взял о неразглашении. Контрик на гражданке, видно, совершенно не представлял, что в действующей армии с ним может приключиться такой конфуз, поэтому расписку написал без звука, да ещё и благодарно поглядывая на нас. Ну правильно — сначала он послушал в трубке маты начальника следственного отдела СМЕРШ, а потом я предложил для сохранения военной тайны его самого превентивно арестовать и как следует расспросить, а не работает ли он на румынскую сигуранцу с целями ослабления особой группы ставки. Добавив, что для абвера лейтенант слишком тупой, а для румын — в самый раз такой агент будет. А после допроса, опять-таки во избежание распространения информации, изолировать контрразведчика на неопределённое время, тем более, такие полномочия у нас были. Так что лейтенант после прощального пинка пулей заскочил в свой ХБВ и унёсся совершенно счастливый, что так легко отделался. Мы с Серёгой переглянулись, наблюдая за суетливым бегством представителя карательных органов и заржали.
— Наградил же Бог фамилией!
Гусев даже прослезился от смеха.
— Задрыгайчик… Воистину задрыга и скачет зайцем.
А до меня дошло нежелание незваного гостя демонстрировать мне своё удостоверение в раскрытом виде. Этот хмырь собственной фамилии стесняется. Ну так поменял бы её, что ли. Хотя с другой стороны, я вспомнил, как купец Желтобрюхов с похожей проблемой к одному нашему царю обратился. Тоже хотел поменять фамилию. Ну и стал не Желтобрюховым, как был, а с лёгкой царской руки — Синебрюховым. Лейтенант, видно, решил в данном вопросе судьбу не испытывать…
Хотя смех смехом, но вот симптом тревожный. Причём лично для меня. Одно дело слышать, что где-то кого-то замели, и совсем другое, когда вот так, ни за что — пытаются забрать твоего кореша. Тем более, не зря говорят — чем выше взлетишь, тем больнее падать. У меня же взлёт — круче некуда. Очень мало кто может похвастать, что с Верховным чаи гонял. Значит, как только надобность в пророчествах отпадёт, то ждёт товарища Лисова в лучшем случае дорога дальняя, казённый дом. Причём это в самом лучшем случае. А вернее всего, шлёпнут во внутренней тюрьме во избежание, так сказать, распространения информации. Виссарионыч сантиментами не страдает, да и добра, как я уже успел увидеть, не помнит. У него всё направлено на достижение цели. Жить после таких правителей хорошо — страна, получившая мощный пинок, находится на подъёме, но вот жить во время их правления как-то страшновато.
А ведь поначалу он мне сильно понравился. Прямо в натуре — отец народов. И к аргументам прислушивался. Ведь дал приказ отпустить практически всех политических, необходимых для восстановления обороноспособности государства. Так что же он — по новой начал? Базара нет, именно Сталин вытянул СССР из той жопы, куда его столкнула война, но она уже движется к завершению. Даже сами немцы, после того как перемололи их лучшие танковые части под Масловкой, уже не верили в победу. Так что до конца войны осталось гораздо меньше чем полтора года. Если всё такими темпами пойдёт, то к концу лета сорок четвёртого фрицев добьём. А дальше что? Я про те времена толком не знаю, но краем уха слышал, что после войны опять активные чистки начались. Это наверное, чтобы людей, своими глазами видевших изобилие Европы, слегка охладить и своё место указать. Выходит, уже пора думать, как бы самому под раздачу не попасть. Хотя сейчас я ещё в фаворе. Последняя встреча с Верховным хоть и прошла скомканно, но кое-какую информацию к размышлению я ему всё-таки подкинул. Так что в ближайший год, надеюсь, брать за цугундер меня не будут.
— Ты чего загрустил вдруг?
Тычок в плечо отвлёк от невесёлых мыслей.
— Да понимаешь, Серёга, что-то вот о будущем задумался.
— А что тут думать, немца победим, эх как заживём!
Майор изобразил довольную морду и причмокнул губами.
— В том-то и вопрос, как заживём… Марата-то за что повязать хотели?
Гусев, сыграв желваками, очень странно взглянул на меня, но уже через секунду, став прежним развесёлым головорезом, с улыбкой ответил:
— Но ведь не повязали? Так что, друг мой лепший, не журись, я сказал — заживём, значит, заживём!
Тут дальние разрывы отвлекли нас от этого довольно странного, на мой взгляд, разговора. Интересно — что Сергей хотел этими словами сказать? Но уточнить не получилось. Майор сделал вид, что полностью поглощён немецкими самолётами, пытающимися бомбить какую-то цель километрах в трёх от нас. Я тоже стал разглядывать пикировщики, которым вообще-то было уже не до бомбёжки. Последнее время вражеские самолёты мы вообще видели редко. Это им не сорок первый. Теперь с «мессерами» и «фоккерами» на равных дрались «ЯК-3» и «Ла-7». Да и наземное зенитное прикрытие было на высоте. Так что самолёты люфтваффе спускали на землю быстрее, чем их успевали производить. Ну и конечно же — с горючим в Германии была огромная напряжёнка. Вот и сейчас из звена «юнкерсов», пытающихся чинно отбомбиться по русским, одного уже завалили с земли, а наперехват удиравших во все лопатки остальных с севера заходило несколько маленьких точек, которые наверняка были нашими истребителями.
Тут дверь открылась и на крыльце появился Мишка Северов.
— О, Илья, ты здесь! А я тебя искать уже собрался. Там шифровка пришла. Видно, опять в столицу вызывают… Пойдём, распишешься.
Расписавшись и прочтя послание, я удивился. Блин! Действительно, вспомни чёрта… Прозорливый Мишка оказался прав — надо лететь в Москву. Связавшись с транспортниками и выяснив, когда идёт ближайший попутный борт, я поплёлся в каптёрку переодеваться. В полевой х/б хождение по первопрестольной, конечно, не возбраняется, но вид не тот. Поэтому, напялив свой китель с подполковничьими погонами и фуражку, я глянул на себя в большое зеркало от трюмо, которое где-то умыкнул домовитый каптерщик. М-да, непривычно… Хотя, конечно, вид стал гораздо солиднее. Такому важному дяде Змей бы уже поостерёгся дули крутить. Даже морда стала как будто шире из-за высокого воротника, подпёршего подбородок, и во взгляде появилась начальственная искра. Хотя какая в дупу начальственная? Люди с таким званием как минимум полками командуют, за тысячи жизней отвечают. А я его получил после переаттестации из гэбэшных званий в армейские и до сих пор себя так и ощущал — максимум капитаном. А уж чтобы за тысячи людей отвечать — увольте. Только за свою разведгруппу. Ну да — каждому своё, поэтому, накинув на плечи плащ-палатку, чтобы не нарушать режима секретности, двинул на выход. Там уже стояли наши мужики, и, прежде чем запрыгнуть в «виллис», я принял заказы на подарки. В основном народ требовал папирос фабрики Урицкого, целлулоидных подворотничков для форса, заводских вставок под погоны ну и прочего по мелочи.