Все зависит от нас
Шрифт:
Глава 13
Пока трясся в машине, я продумал линию поведения вместе с легендой. Лучше всего было выдать себя за пленного, бежавшего из концентрационного лагеря. Но даже толком не жрамши два дня, тушка Лисова никак не тянула на дистрофичного лагерника. Да и лагерного номера у меня нет… Поэтому ударился в экзотику. Дескать, попал во Францию из Италии. А в Италию из Югославии, но только не по своей воле. Будучи советским инструктором в одном из отрядов Тито — угодил в плен. По какой-то причине меня вывезли к макаронникам. А так как Италия — страна непуганых идиотов, то удалось сбежать. Возвращаться в Югославию было слишком далеко, в Швейцарии меня никто не ждал, да и через горы топать как-то не с руки, поэтому
М-да… Где-то так и думал, что два дня назад километров на триста отвезли, не дальше. Автобанов здесь ещё нет, а тот «фиат» максимум километров под пятьдесят мог идти, и то, если в нём водила хороший был. Везли всю ночь. Вот и выходит: двести пятьдесят — триста километров. Было б весело, если бы англичане меня в сторону Ла-Рошеля везли. Вот бы хозяева удивились, что я такие круги по Франции наматываю. А у ребят, пока ехали, спросить, где нахожусь, не додумался, больше озабоченный вопросом выяснения личности их папаши.
— Очень интересно, господин капитан. Или вам больше привычней — товарищ?
Да хоть горшком называй, мне по барабану. Сейчас главное — отсидеться несколько дней, пока в себя не приду, а как при этом будут называть — дело десятое. Но Кравцову, судя по всему, было не всё равно. Генерал хоть и доброжелательно, но с ехидцей смотрел в мою сторону, ожидая ответа. Поэтому я тоже поставил свой бокал на стол, взглядом попросив разрешения, взял из коробки сигару, обкусил щипчиками кончик и, закурив, ответил:
— Господин генерал, разумеется, мне привычней быть товарищем. Но вы можете называть как вам удобнее.
Аристарх Викторович, откинувшись на спинку кресла, с деланным удивлением сказал своим друзьям:
— Удивительное дело, господа, или за эти двадцать лет коммунисты стали гораздо более терпимы, или нам повезло встретить несколько необычный экземпляр совдепов-ского командира.
— Офицера.
— Что?
— Офицера Красной Армии. Вы, господин генерал, можете дальше продолжать упражняться в остроумии, но хочу заметить — когда вы во Францию лыжи вострили, я ещё под стол пешком ходил. Соответственно к разборкам Гражданской войны отношения никак не мог иметь, поэтому ваш сарказм непонятен. А сейчас я являюсь капитаном той армии, которая единственная из всех мировых держав бьёт германцев по всему фронту. И горжусь этой принадлежностью… Да, ещё небольшое замечание — неприлично говорить о человеке в третьем лице, когда он сидит перед вами.
Хе! Уел генерала! Он, видно, хотел вспомнить молодость и слегка тонко покуражиться над лапотником, а тут такой облом! Собеседник покраснел, закашлялся и, мельком глянув на своих прячущих улыбки друзей, извинился. А потом, немного оправившись, решил поинтересоваться родителями, рассчитывая, видно, что моё возможное высокое происхождение несколько сгладит неловкость от его промаха. Но и тут оказался в пролёте. Я ответил, что происхождение у советского капитана самое что ни на есть рабоче-крестьянское. А образование очень даже среднее — школа-восьмилетка и пехотное училище. Аристарх Викторович несколько усомнился в моих словах. Мол, слишком правильно предложения строю и беседу веду.
— Товарищ, извините, господин генерал, а что вы думаете, если дворяне в основном удрали из страны, то там всё развитие затормозилось? И люди исключительно
Хозяин пожевал губами и уже без всякой издёвки ответил:
— Видите ли, Илья Иванович, я, разумеется, следил за всеми переменами, происходившими в России, но одно дело слушать радио и совсем другое встретиться с человеком оттуда. Мы ведь двадцать три года видели только тех русских, которые сумели уйти из красной России после проигрыша в Гражданской войне. А в наших газетах про СССР перед войной писали только в негативном ключе. Может, вы нам расскажете, как обстоят дела на самом деле? — И смеясь добавил: — Только, пожалуйста, без коммунистической пропаганды. Мы на неё давно иммунитет имеем. Если можно, только факты.
— Хм… пропагандировать идеи бородатых классиков я точно не собираюсь, тем более что не очень в них разбираюсь. Но чтобы было проще, сами спрашивайте, что именно вас интересует.
А интересовало старичков практически всё. Начиная с того, как обстоят дела в колхозах (правда я и сам об этом имел весьма смутное представление), и заканчивая строительством новых заводов. Ну и, разумеется, жизнь простых людей их тоже не оставила равнодушными. Я даже языком трепать устал, хотя старался говорить правду. И о перегибах с кулаками, и о новых заводах, и о том, как старую гвардию Верховный на ноль чистками помножил. И то, что их бывшие имения после Гражданской, те что целыми остались, в дома отдыха да в пионерлагеря превращены. Как обстоят дела в Красной Армии, тоже поведал. О взаимоотношениях внутри армии рассказал. Про то, что там уже нет комиссаров, они и сами знали, но вот о том, что офицером сейчас можно стать только после училища, были не в курсе. Думали, что у нас как в сорок первом, в результате естественной убыли взводных командиров их места заполнялись сержантами да старшинами. В конце концов, боевой друг генерала с экзотическим именем Игнат Киреевич задумчиво протянул:
— М-да… Изменений произошло в стране очень много. И я бы не сказал, что они плохие. Скорее наоборот… Вы говорите — техника на фронтах практически вся отечественная?
— Конечно. Ленд-лиза очень мало, и в основном это продукты и сырьё. Да и зачем нам плохое импортное во-оружение? Танки американские никуда не годятся. Пулемёты у нас тоже лучше. Самолёты, особенно последних марок, не уступают, а то и превосходят штатовские. Более-менее нормальными считались американские бронетранспортёры и грузовики. А с выпуском Газ-63 и грузовики стали хуже нашего вездехода.
Собеседники переглянулись, и Аристарх Викторович задумчиво протянул:
— Кто бы мог подумать, господа, что отсталую и аграрную страну можно так взнуздать, превратив её чуть ли не в промышленного гиганта. И это за какие-то двадцать лет. А я ведь, грешным делом, слушая радио, думал, всё это пропаганда…
Тут подал голос его родственник. Наклонившись к столу и наполняя бокал, он насмешливо напомнил:
— Аристарх, кто бы говорил. Не ты ли в тридцать девятом нас всех с договором о ненападении просто замучил? Ведь все статьи по косточкам разобрал. Напомнить твои слова? Кто говорил, что впервые за двести лет Россия начала вести независимую внешнюю политику и что ты отныне и навсегда только за это коммунистов уважать готов?
Генерал на эти слова только хмыкнул, а я заинтересовался:
— А что за договор? Пакт Молотова-Риббентропа? И чем же он так хорош, если его немцы всё равно нарушили?
Ой, бли-и-н… Судя по тому, как у старичков загорелись глаза, я крупно попал и теперь предстоит выяснить, с чего бы они этим замшелым договором так восторгались. Предчувствия меня не обманули… Но зато действительно узнал сногсшибательную вещь. Я ведь как-то до этого политикой не очень интересовался. Про договор, угробленный фрицами, знал и не более того. Ну ещё знал, что в моём времени он считался чем-то очень неприличным. А выяснилось…