Все женщины — химеры

Орловский Гай Юлий

— Какие? — поинтересовался Синенко.

— Извините, — ответил я с достоинством и оскорбленно поджал губы, — мое воспитание повторять не позволяет. Еще в детском садике целый список нам зачитывали, какие слова нужно забыть. Сперва выучить, а потом забыть.

Мариэтта напомнила в нетерпении:

— Ты это уже говорил. Привязали, начали ссориться… а дальше?

— Как у нас, — ответил я, — людей, обычно дальше: слово за слово… Это вы друг друга за волосы таскаете, а мы сразу в морду, а потом за пистолеты!

— А как ты освободился?

— Не знаю, — ответил я

и посмотрел на нее абсолютно честными глазами. — Наверное, меня спас Бэтмен или Человек-паук. Разрезал все веревки, а когда я сам и своими руками снял мешок со своей собственной головы, его уже и след простыл. Окно распахнуто, но что для таких людей прыгнуть с пятого этажа! Наверное, радикал какой-нибудь. Точно радикал. Или паркур. Есть такая нация?.. Но я человек нормальный и законопослушный, спустился по лестнице, как и принято у демократов. Везде трупы, кровь, мозги на стенах и на ступеньках, выпущенные кишки… Нет, кишков вроде бы не было, это у меня воображение от счастья возликовало. Но все равно картина достойна кисти Рембрандта, а то и самого Верещагина. В общем, я прочучундрил к выходу, а там — какое счастье! — вы все такие красивые, мужественные, нарядные… Как говорится, и свобода нас примет радостно у входа… Я верю в нашу доблестную полицию. Или вы снова милиция?

— Нет, — ответил Синенко, — снова полиция. Кто путается, зовет нас милицаями.

— Лишь бы не полицаями, — сказал я. — Может быть, сразу отвезете домой? Надеюсь, там уже убрали. Хорошо, все застраховано. Наверное, придется вообще другой дом поставить…

— Могу порекомендовать строительную фирму, — предложил Синенко.

— Не надо, — отрезал я. — Весь дом нашпигуете следящими устройствами. Будут мне везде следить, мои полотеры замаются ваши следы вытирать. Нет уж, я свободный гражданин, потому разрешаю следить за всеми аксептами моей частной жизни только правительственным и общественным органам, а также свободным демократам и либералам… Стойте, куда вы меня везете?

— Куда и сами едем, — сообщила Мариэтта. — Не дергайся, тебе возвращаться сейчас в коттеджный поселок нельзя.

— Почему?

— Кто-то тобой интересуется слишком уж, — ответила она. — Не понимаю, что в тебе нашли… Такой неинтересный!

Я ответил со вздохом:

— Понимаю… Если бы это я их всех перебил, сразу бы стал интересным, правда?

Мариэтта спросила живо:

— Но перебил их ты?

— Все вы убийц обожаете, — сказал я с обидой. — Вон как глазки заблестели! А я и мухи не убью, такой добрый. Потому все один, все один…

— Ничего, — утешила она, — это упражнение полезно, как давно уже выяснили ученые. И без затрат сокращает лишнее население планеты. Мы не будем тебе мешать. И даже записывать не станем. Думаю, ты не оригинален.

Я сказал обиженно:

— Уже не считаете меня загадочным героем? Или таинственным… пусть даже преступником вроде Мориарти?.. Знаете ли, в вашем учреждении могут подстрелить с крыши любого дома. Да что там крыша, из любого окна! Вы слыхали о снайперах? А в поселке все как на ладони, близко не подобраться.

Синенко буркнул:

— Он прав. Туда и отвезем, но сперва в наш центр. Попытаемся разобраться, почему к тебе такой интерес.

— А если не разберетесь?

Он вздохнул:

— Все равно охранять придется. Хотя, думаю, выделят ребят, специально заточенных для таких работ. У нас так всегда, охраняют кого ни попадя.

— Я не кого, — ответил я обидчиво. — Да еще попадя. Я царь природы.

— Мы самодержавие в тысяча девятьсот семнадцатом отменили, — напомнил Синенко, не оборачиваясь.

— Тогда венец творенья!

— И религия у нас отделена, — сообщил он злорадно, подумал, уточнил: — От чего-то там. Мариэтта…

Она огрызнулась:

— Да ладно тебе. Мы полиция или не полиция?.. Меняемся.

Я не понял, что за обмен, но Синенко остановил машину, Мариэтта вылезла и села за руль, а он передвинулся на правое кресло.

Машину Мариэтта в самом деле ведет виртуозно, красиво обгоняя, даже как бы подрезая, хотя автомобили с автоматикой подрезать невозможно, компьютер реагирует моментально и тут же выполняет нужный маневр, притормаживая, ускоряясь или подавая в сторону, и так пролетели по магистрали и полдюжины улиц, пока впереди не выросло здание полиции и не помчалось навстречу с угрожающей скоростью.

Мариэтта лихо остановила у самого входа, Синенко проворчал:

— Если стану заикой, тебе придется выходить за меня замуж.

— У тебя ж две жены, — сказала она уличающе.

— Возьму третьей, — ответил он с достоинством. — И перейду в ислам, там и четыре можно.

Он вышел наружу и придержал дверцу для меня.

— А разве демократам нельзя, — спросил я, — брать жен столько, сколько хотят?

Он кивнул.

— Как только церкви сломили хребет, последние запреты пали. Но консервативное большинство, как обычно, бурчит и осуждает. Но по закону, если женщины сами настаивают, то не только можно, но и обязаны… что, конечно, хуже, как сам понимаешь.

Глава 14

Поднявшись по высоким ступеням в здание, мы миновали обязательный на случай взрыва начиненного автомобиля со смертником пустой холл. Мариэтта шла впереди, стройная и с красиво отведенными назад плечами, что создает иллюзию женской беззащитности.

В их отделе Синенко принес три пластиковых стакана кофе, по одному сунул нам с Мариэттой, а с третьим в руке сел на край стола, свесив одну ногу. Я заметил, что держится совсем иначе, чем когда я сидел на этом же месте после первой нашей встречи. Не столько настороженно, сколько уважительно.

Он бы и за сигаретами для меня сбегал, если бы вздумалось его послать, да и Мариэтта хоть и разговаривает в прежнем покровительственно-презрительном тоне, но в ее больших и достаточно женских глазах то и дело вижу тщательно скрываемые удивление и тревогу.

Отхлебнув кофе, довольно хилый, но хоть сладкий и горький, я сказал дружески:

— Все, что я сказал, уже сказал. Ничего не добавлю. Обвинить меня вам тоже не в чем, верно?.. Потому давайте я допью кофе… вам стоило бы настроить кофейный агрегат получше, и отвезете меня, как и обещали. Или я вызываю свою милую машиночку.