Шрифт:
Евгений Дрозд
Все золото мира и весь его блеск
1
Сны не повторяются дважды. И потому есть повод поразмышлять, зачем этой ночью тебе приснился сон, виденный хотя и в далеком детстве, но запомнившийся на всю жизнь. Времени для раздумий достаточно.
Можно также делать вид, что прилежно и вдумчиво штудируешь невнятные строки "Маруды поверженного", тонкой брошюрки, приписываемой перу еретика и неоязычника Джастича. Нихад начинал подозревать, что своей популярностью брошюрка обязана Священному Синоду, внесшему ее в индекс запрещенных изданий. Считалось, что чтение "Маруды" (хотя Синод придерживался другого мнения), ведет к духовному совершенствованию. Хорошая штука - духовное совершенствование. Иным
Впрочем, когда порывы ветра долетают с противоположной стороны, то это еще хуже. Ветер приносит запахи готовящегося на жаровнях мяса, приносит гулкие удары барабанов, звуки флейт и волынок.
Когда очередной такой порыв достигает непроизвольно подрагивающих ноздрей Нихада, он в который раз проклинает себя за то, что проспал и теперь до вечера будет пленником пыльного двора и весь день созерцать облупленные грязно-белые стены барака и чахлую травку, пробивающуюся меж отвалившихся пластов штукатурки.
Задумал Нихад хорошо - встать пораньше и уйти из города, пока не начался праздник, забраться подальше, найти укромное местечко на берегу моря, читать "Маруду", предаваться размышлениям и медитациям. Свежий морской воздух, плеск волны, никаких отвлекающих дел, никаких соблазнов. Пытаться выйти из города сейчас означало необходимость пробираться сквозь толпы нарядно одетых людей, веселящихся, танцующих, пьющих вино и закусывающих. Нихад глянул на свой левый башмак с отставшей подошвой пальцы торчали наружу. Нихад перевел взгляд на серые мятые штаны с дырами на обеих коленках, посмотрел на слишком короткие рукава куртки, на которой не оставалось уже ни одной пуговицы, поерзал шеей в засаленном воротнике рубахи... Нет, до темноты ему сидеть здесь и слушать стрекот швейной машинки. (Кой черт! Что за дурак задумал в праздник трудиться, когда все, даже самые больные и нищие обитатели барака, расползлись кто куда - кто в кабак, кто в гости, кто просто потолкаться в толпе?!). Да, а ему сидеть и ждать - может, вернется, наконец, друг Йонат и, может, принесет если не денег, то хотя бы хлеба...
Плохо, если не принесет. Это значит, сегодня весь день не жрать и завтра без обеда. Порт уже откроют, подработать можно будет, но деньги заплатят только вечером. Ветер снова принес запах жаренного на углях мяса и ароматы специй. Великий Перничек, как есть-то хочется!
Нихад поднял глаза. По чистейшей голубизне, оставляя за собой шлейфы цветного дыма, проплывал полосатый оранжево-зеленый воздушный шар.
Небеса радуют глаз, к ним грязь не липнет.
Если верить "Маруде", адепты Перничека из секты Джастича владеют левитацией, могут летать, как летал он сегодня во сне.
Гм, сон... Что все это значит? Первый раз он ему приснился... да, года два или три было тогда Нихаду, и все тогда было в порядке в их семье, был достаток, и свой дом, и мама была жива, и отец занимал важный пост в таможенном управлении. Потом, через много лет, все пошло прахом, когда отец был уличен в пособничестве контрабандистам и во взяточничестве. Суд. Приговор. Каторга. Дом с молотка. Смерть матери. Не хочется об этом вспоминать.
Снилось же Нихаду, что идет он узкой извилистой тропинкой по крутому горному склону, как бы парящему в дымке высоко над морем, и вдруг замечает у самых своих ног змею. Крупную, с яркой, пестрой раскраской, красивую, но ядовитую и смертельно опасную. И хочет Нихад попятиться назад или обойти ее стороной, но видит и сзади себя змею, потом еще одну сбоку, и еще, и, оказывается, весь склон усеян шипящими, извивающимися тварями, пестрыми, яркими, красивыми, но ядовитыми и смертельно опасными. И с каждым мигом их становится все больше, и все более злобно шипят они, то сплетаются в блестящие клубки, то выбрасывают в воздух свои лоснящиеся тела, как отпущенные на волю пружины, и некуда от них деться, они повсюду, повсюду, и бежит Нихад в панике куда-то вниз по тропе, но чувствует, что настал его конец, вот-вот какая-нибудь из них вонзит в него клыки... Спасительная мысль приходит в самый последний миг: "Да ведь я же могу летать!" Нихад подпрыгивает в воздух, быстро-быстро, пока снова не коснулся земли, перебирает ногами, как бы делая несколько мелких шагов, и вот уже он парит в чистой голубизне, и змеи остались далеко внизу, и нет уже до них никакого дела, и нет в душе Нихада никакого страха, а один только ровный, счастливый покой и чувство горделивого могущества и нескончаемой радости...
Да... Этой ночью он видел тот же сон. Ну, место, вроде было другое, но суть та же - змеи и полет как спасение от них. Красивые змеи, пестрые, яркие, но ядовитые и смертельно опасные...
Тень упала на страницы "Маруды поверженного".
– Все читаешь, читатель?
– голос друга Йоната был полон злобы и раздражения.
Нихад, вздрогнув, поднял голову.
– Я... э-э... А ты что - уже...
Йонат вырвал у него из рук брошюрку, секунду вглядывался в текст, затем громко прочел с издевательскими интонациями:
"Ограничение в пище дисциплинирует Ученика. Через чистоту ума приходит умственная бодрость, концентрация, победа над чувствами и готовность к самопознанию. Удовлетворение дает полное счастье и мир. Через практику аскетизма появляются некоторые силы. Контролируя внутреннюю энергию и сосредотачиваясь на взаимодействии пространства и тонкого пламенного тела, Ученик получает возможность летать по своему желанию..."
– Дерьмо!
– прошипел сквозь зубы Квеси Йонат и отшвырнул книжку в сторону помойки.
– Эй!
– закричал Нихад, - ты чего?! Разбросался тут! Не твоя же!..
– Дурак ты, Нихад! Так и будешь всю жизнь в этом вонючем бараке сидеть и забивать мозги всякой парашей?
– Можешь что-нибудь лучшее предложить? Нашел способ, как разбогатеть за три дня?
– Будешь ждать чудесного избавления от бога Перничека, так точно ни фига не разбогатеешь и так и останешься в дерьме сидеть!..
Нихад посмотрел на Йоната внимательно.
– Никто ничего не дал?
Квеси Йонат смачно сплюнул себе под ноги.
– Крысы поганые! Фукс в отрубе - ясно, что все уже пропил. Гека нет дома и никто не знает, где. Урманец сидит у Сида с какими-то болванами, стол ломится, морды у всех уже красные, я сунулся было, а там у них, ты же знаешь, вышибала у входа, меня не пустили, я рукой машу, а эта гнида делает вид, что меня не замечает. Сволочь! Точно ведь видел, я тебе говорю... Дер Хаар меня просто послал подальше - мол, я и так ему должен. Козлы вонючие! Хоть бы кружку пива кто поставил...
Квеси Йонат еще раз сплюнул сквозь зубы и опустился на теплый, нагретый солнцем камень рядом с Нихадом. Ярость на его лице уступила место полной безнадеге и унынию.
Все было ясно. Нихад покосился в сторону валяющейся на земле брошюрки раз уж ни денег, ни хлеба, так хоть почитать, но пока не решался пойти и поднять. Не хотел вызывать нового приступа ярости у Йоната.
Молчали долго, говорить было не о чем. Лишь ровно стрекотала швейная машинка да временами ветер приносил обрывки радостных возгласов и музыкальных фраз со стороны праздничного города.
Швейная машинка внезапно замолкла.
– И кто это в праздник работает? Тетушка Лигура, что ли?
– спросил Нихад, лишь бы прервать долгую паузу.
– Она ведь всегда строго обычаи блюдет...